Анатолий Емельянов - Запоздалый суд (сборник)

— Обсудите вы его на бюро райкома, Валентин Сергеевич. Одерните. Слава явно вскружила ему голову. Никого, кроме самого себя, не слушает. Пропадает человек.

— М-да… — секретарь в раздумье потер свой большой лоб. — М-да… Дела неважные. Райком в его воспитании упустил момент… Момент, понятное дело, не в буквальном смысле слова. За один момент человек из хорошего не делается плохим. Но… но еще когда Михатайкин сделал только самые первые шаги по скользкой дорожке, никто его не подхватил, а лучше бы сказать — не схватил за руку. Вот он и покатился… И уже обращаясь к Алексею Федоровичу: — Я бы предложил так. Сразу на бюро райкома Михатайкина не обсуждать. Тут есть одна тонкость…

— Не обходить партийную организацию колхоза! — понял, куда клонит секретарь, Алексей Федорович.

— Именно! Ну вот, скажут, нас даже и не спросили.

Валентин Сергеевич будто рядом был и подслушал его мысли, когда Алексей Федорович о том же самом думал!

— Но кто выступит против Михатайкина?

— Может, все же найдутся?

— Вряд ли. Да и как формулировать вопрос? Узнают о персональном деле — чего хорошего, подпевалы возьмут да и вообще снимут такую постановку вопроса с повестки Дня.

— А и не надо ставить как персональное дело, — Валентин Сергеевич опять потер лоб, подумал. — Вот как сделайте. Вы просто заслушайте его отчет о том, как он выполняет Устав партии. Да, да, отчет. И я на этот отчет приеду… Сам-то как, наберешься мужества против своего старинного дружка-товарища выступить?

— Я выступлю, — твердо сказал Алексеи Федорович.

— Вот и хорошо. Нас уже двое… Как в той крестьянской побасенке: лошадь отдадим, а кнут оставим, — Валентин Сергеевич довольно рассмеялся.

— Захочет ли он отчитываться. Скажет, парторганизация вместо того чтобы укреплять мой авторитет, делает под него подкоп.

— Пусть говорит, что хочет. А отказаться не имеет права… Устав коммуниста ко многому обязывает. Мало хорошо справляться со своей работой. А как ты — особенно если работа у тебя не рядовая, а руководящая — как ты относишься к людям? Каков ты в семье, в быту? Может, и придется ему перед коммунистами покраснеть да попотеть.

— Не просто его заставить покраснеть, — усомнился Алексей Федорович. — Не тот человек.

— Ну, а уж если коммунисты не дадут его действиям объективной, нелицеприятной оценки — пригласим сюда.

— Это будет вернее.

— Видишь ли, Алексей Федорович, тут важен воспитательный момент… опять момент, — секретарь райкома коротко улыбнулся. — Надо напомнить, что в партии дисциплина одна как для рядового, так и для руководителя. Это — первое. А второе… — секретарь сделал паузу. — Я не думаю, что Михатайкин — конченый человек. Председательский талант у него как был, так при нем и остается. И он еще больших дел может наворочать, котелок у него варит… Я бы так сказал: крылья подрезать ему не будем, а клюв — клюв укоротим… Ну, а дальше — дальше что загадывать? — поживем, увидим.

Посчитав разговор оконченным, Алексеи Федорович поднялся.

— Когда созвать собрание?

— Не тяните. Чем скорее, тем лучше. Ставьте меня в известность, и, как договорились, я приеду.

— Хорошо.

— До свидания, Алексей Федорович! Правильно сделал, что пришел, — Валентин Сергеевич проводил его до двери, еще раз попрощался: — До скорого свидания. И — выше голову!..

— Есть выше голову! — шутливо отчеканил он, берясь за дверную ручку.

Васю Берданкина разбудил телефонный звонок.

Он рывком откинул одеяло, вскочил и, еще плохо соображая, что и к чему, а лишь чувствуя вс всем теле свинцовую тяжесть, подошел к телефону.

— Але!.. Да, я, Федот Иванович. Салам!.. Да, только встаю. Башка гудит… Что-что? Валька на работу не вышел?.. Нет, я его еще не видел… Поляковой? Я сам все, что надо, сделаю, сам сяду на трактор… Нет, не забыл. Самочувствие-то как, Федот Иванович? Ну, и крепки же вы, как я погляжу! А у меня голова шумит, как осенний лес… Ладно, ладно, все будет сделано.

Положив трубку, Вася, не мешкая, спрыгнул в подполье, нацедил в первую попавшуюся под руку плошку пива и выпил. Все сразу же словно бы пришло в равновесие, тяжесть из головы начала уходить, рассасываться. А после умывания даже аппетит появился. Добрый признак! Значит, все встает на свои места… Правда, аппетит-то появился, да завтрака никто ему не приготовил. Вася знает: вернулся поздно — наутро завтрака не жди. Жена ребятишек отводит к своей матери, а сама уходит на работу. Васю нарочно не будит: авось продрыхнет, а на работе какая-нибудь неполадка случится, хватятся бригадира, а он спит с похмелья — глядишь, и снимут с бригадиров, и заживет она спокойно… Глупое, конечно, рассуждение, да что с нее взять: баба! Ей, видишь ли, хочется, чтобы по шерстке гладили. Но если мужчина живет под башмаком жены — какой он мужчина — он и есть подбашмачник… Пусть себе душу тешит: пусть не будит и завтрака не готовит — перебьемся. А подвернется случай выпить — опять выпьем, ноги занесут на чужой двор — зайдем. Если не пить да жизни не радоваться — зачем и жить-то на земле, спрашивается…