Виктор Стариков - Звезда победы

— Попали! — с беспокойством произнес Фомичев, посмотрев на безмятежное лицо Марины Николаевны.

Он прибавил газу, увеличивая скорость, надеясь уйти от дождя. Ему не хотелось останавливать машину, возиться с подъемом защитного верха.

— Вы что же, и приговор успели мне вынести? — спросил он, усмехаясь. — Окончательный, не подлежащий обжалованию. Рановато, торопитесь. Все наладим, наведем порядок.

— Это всего только попытка утешить себя, — сказала Марина Николаевна с явным вызовом.

— Нет, твердая убежденность.

Он произнес это так уверенно, что она удивленно и с каким-то новым еще не ясным ей чувством посмотрела на него.

— Вы мне не верите? — настойчиво спросил он.

— Зачем об этом говорить, — она уклонилась от ответа. Ей не хотелось сейчас обижать его. Ведь они на прогулке.

Из-под колес машины вырвались клубы пыли, покатили по дороге, все увеличиваясь, все ускоряя бег. Затрепетали березы, вытягивая ветви. Дождь нагнал сидевших в машине и косо хлестнул в плечи. Марина Николаевна засмеялась.

Фомичев свернул машину с дороги под зеленый навес большой березы и заглушил мотор. Стремительный дождь гулко зашумел по всему лесу, едва они спрятались под лиственным шатром.

— Ах, какой дождь! — с восхищением крикнула Марина Николаевна, повернувшись к Фомичеву, словно приглашая полюбоваться. — Вот сила!

А он летел разбойно-веселый, раскачивая ветви, срывая листья, дробясь на миллионы брызг, затянув в одну минуту все кругом водяной пылью, скрыв даже лес через дорогу. Потемнело, словно настали вечерние сумерки. На дороге зашумел мутный поток, вода кипела, пузырясь и разливаясь все шире.

Под защитой березы Фомичев и Жильцова были в относительной безопасности, только редкие капли падали на них с ветвей. Оба молчали.

Но вот ливень ослабел, стало светлеть. Искрясь и сверкая, срывались с ветвей крупные дождевые капли. Теперь уже только реденькие нити дождя тянулись к земле. Туча промчалась дальше.

— Смотрите! — воскликнула Марина Николаевна. — Ландыши! Как много!

Она выпрыгнула из машины и побежала к кустам.

— Ноги промочите! — крикнул ей вслед Фомичев.

Но она в ответ только озорно засмеялась.

Фомичев сидел в машине, покуривая трубку, и невольно следил за тем, как между потемневших стволов сосен и яркой омытой зелени кустов мелькает фигура женщины.

— Владимир Иванович! Смотрите! — звонко крикнула издали Марина Николаевна, поднимая руку и показывая цветы.

В посветлевшем лесу, пронизанном солнечными лучами, защебетали птицы. Пестрая пичуга порхнула на крыло машины.

Фомичев наслаждался покоем и тишиной, которую не могли нарушить даже птичьи голоса. Вот так же ему было хорошо в студенческие годы. В этот самый лес, взвалив за спину рюкзаки, приходили они в свое первое заводское лето.

Когда же это было? Фомичев, улыбаясь, начал считать. На практику он приехал со второго курса, до войны уже четыре года работал в цехе; пять лет, если считать и год службы в Австрии, продолжалась для него война. Потом два года мирной работы…

Давно… Пятнадцать лет назад. Тогда ему было около двадцати, а теперь уже перевалило за тридцать.

Как быстро прошли эти годы. Да, пятнадцать лет назад и определился его путь, когда впервые миновал он проходную будку и испытал юношеский восторг перед заводом, поразившим его своими размерами, сложностью всех взаимосвязанных цехов.

Десятки километров железнодорожных путей, километры кабельных подземных каналов, огромная сложная сеть водного и канализационного хозяйств. Длинные составы поднимались на эстакады, разгружались, уходили. Состав за составом… Из шестидесяти четырех вагонов руды на заводе получали один вагон металла…. За сутки одной только руды принимали около шестисот вагонов. К этому надо прибавить сотни вагонов кокса, флюсов, самых различных материалов.

Шесть тысяч людей за сутки проходили через заводские ворота. Они стояли у печей и моторов, у железнодорожных стрелок, у генераторов, дробилок, у аналитических весов и контрольно-измерительных приборов… Обогатители, ватержакетчики, транспортники, электрики, слесари, химики, ремонтники… Десятки профессий…

Пятнадцать лет — это уже значительная часть жизни. Ведь он тогда и не думал, что когда-нибудь будет стоять во главе этого завода. После войны Фомичев с радостью вернулся в свой отражательный цех. Как хорошо его там встретили мастер Петрович, выросший за эти годы из мальчонки в мужчину Толя Коробкин и другие, кого он застал. И выдвижение его на должность главного инженера было совершенной неожиданностью. Умер внезапно главный инженер на заводе, на посту, от разрыва сердца… Директор предложил Фомичеву временно занять место главного инженера до приезда нового. Потом пришел приказ министра, которым Фомичев утверждался в новой должности.