Анатолий Дементьев - Прииск в тайге

— Ты чего?! Сдурел? Пусти, слышишь?

— Тише, милка, тише. Давно такого момента ждал. Изголодался я по бабам-то, да и тебе, поди, муженек приелся.

— Пусти… — маленькая женщина беспомощно билась в лапах штейгера. Тот засмеялся мелким смешком, жадно обнимая ее.

— Будешь моей, милка, будешь. Лучше не брыкайся. От меня еще ни одна не уходила и ты не уйдешь.

Ольга, обезумев от боли и ненависти, задыхаясь в объятиях Зотова, извернулась, ударила обидчика ногой в живот. Авдей взвыл и выпустил ее. Растрепанная, она оглянулась и бросилась к палатке, ища спасения. Зотов с налитыми кровью глазами, ругаясь, кинулся вдогонку.

— Не уйдешь, — громко и яростно шептал он, пролезая в палатку. — Не хотела добром, силком возьму…

В лицо ему холодно глянуло дуло револьвера. Твердо и спокойно прозвучали слова:

— Не подходи, гад, убью.

Штейгер понял: сделай он еще шаг — и Дымова выстрелит. Такого оборота Авдей не ожидал. Не спуская глаз с револьвера, он попятился. Сзади послышалось грозное, глухое рычание. Ощетинившись, там стояла Вьюга. Зотов совсем растерялся.

— Я же… я же… Ольга Михайловна, пошутил, — забормотал он, озираясь то на собаку, то на револьвер. — Какие вы, право. Уж и пошутить нельзя… Пошла ты, холера, — прикрикнул он на Вьюгу, но лайка не двинулась. Боком, не спуская глаз с собаки, штейгер выбрался из палатки. Через час, сидя у костра, на котором пыхтела и пузырилась в ведре пшенная каша, Авдей заискивающе говорил Дымовой:

— Вы уж того, Ольга Михайловна, мужу-то не надо. Я ведь так, дай, думаю, попугаю. Обидеть вас у меня и в мыслях-то не было. А ежели Иван узнает — взбеленится.

Женщина молчала, будто не слышала, и штейгер тоскливо гадал: скажет она мужу или нет.

Каждый раз, возвращаясь из разведки, геологи привозили груды камней. При свете костра или свечи разбирали находки. Глядя на них, Плетнев вспоминал Сомова. Тот вот также возился с камешками, бормоча непонятные слова. Майский и Мельникова, разбивая молоточками камни, рассматривали изломы в увеличительные стекла, делали пометки в тетрадях. Никита подходил к ним:

— Как, Александр Васильич, есть что-нибудь?

— Даже намека на золото нет. Видно, придется уходить.

— Н-да, — неопределенно говорил охотник и лез в карман за трубкой. Елена Мельникова распрямила уставшую спину, стряхивала с колен каменную крошку и добавляла:

— Давно пора. Сколько времени потеряли среди болот.

От ее слов у Плетнева защемило сердце.

Не сегодня-завтра эти люди, к которым он успел привыкнуть, уедут. Он снова останется один. Каждый вечер он привык встречать геологов, иногда пить с ними чай, слушая непонятные, но интересные разговоры. И скоро все это кончится…

…Май подходил к концу. Тайга, ярко-зеленая, помолодевшая, пахла смолой и звенела птичьими голосами. Зацветал хмель и шиповник, раздвигая отсыревшую после первых дождей землю и прелую листву, наперебой лезли грибы, наливались соком ягоды земляники. Лесные лужайки покрылись пышной травой, среди нее пестрели цветы, а над ними кружили тоже похожие на цветы бабочки, стрекозы, дикие пчелы и мохнатые шмели.

В тот день разведчики рано вернулись на стан. Встретив во дворе охотника, Майский сказал невесело:

— Все, Никита Гаврилович, уезжаем завтра.

Плетнев ждал этих слов, ждал и боялся их услышать. Он не выдал своего волнения, только чуть дрогнул голос:

— Стало быть, Александр Васильич, закончили работу?

— Какой там закончили. Нашей работе конца не видно. Продолжим разведку в другом месте. Очень жалею, что сразу не послушал тебя. Столько дней потеряно…

Старик весь как-то сник, опустил голову и ушел в избу.

— Привык он к нам, — заметил Алексей Каргаполов, провожая взглядом Плетнева. — Непонятный человек.

— Почему непонятный? Одичал немного, верно.

Вечером начальник отряда зашел в избу охотника. Тот сидел у окна и на скрип двери даже не повернул головы.

— Ты почему, Гаврилыч, не приходил чай пить? — спросил с порога Майский. — Ждали мы тебя. Обиделся, может?

— Грешно вам, Александр Васильич. Не хотел чаю, устал за день-то, ну и… прилег отдохнуть. Годы свое берут.

— Я проститься пришел, — инженер сел на нары, закурил папиросу. — Рано поедем, так что не увидимся.

Охотник словно не слышал Майского, все так же сидел не двигаясь, смотрел в окно, за которым догорала заря. Александр удивился: таежник всегда приветливо встречал его.

— Никита Гаврилыч, — позвал он.

— А? Что? — встрепенулся Плетнев.