Кирилл Шишов - Золотое сечение

Студент говорил громко, словно написанный, текст, но напористость и ощущение собственной силы придавали значительность его словам. Грачев, сидя возле Серебрякова, сличал в бумажке что-то свое, озабоченно морща кожу на лбу. Через минуту он шепнул: «Ваше слово — следующее, взгляните на проект резолюции…»

Без очков Серебряков с трудом мог разобрать бледный машинописный текст. Он увидел только лозунговые слова: «Руки прочь от Кубы! Американцы — убирайтесь с острова Свободы!» и тому подобное.

— Они останутся в Гуантанамо, — также свистящим шепотом ответил он директору. Тот не понял и вскинул удивленно глаза: «Вы против этих фраз?»

— Не это главное… Впрочем, оставьте все, как есть, — покачал головой Серебряков, досадуя на собственную неуместную дотошность. Не об этом следовало сейчас говорить…

Студент кончил, вызвав одобрительный гром аплодисментов. Возвращаясь в президиум, он бегло взглянул на реакцию профессуры, и, усаживаясь, привычно широко, по-солдатски, расставил ноги, точно они были в крепких сапогах… Серебряков видел сейчас его в профиль, напоминавший ему что-то гладиаторское… Он встал и прошел к трибуне. В горле запершило, он беспомощно оглянулся в поисках стакана воды, но президиум сидел, глядя сосредоточенно и строго в зал, и он преодолел слабость, вдавив усилием воли кашель в грудь.

— Каждая нация имеет свое Куликово поле, свое Бородино и свой Мамаев курган, — тихо начал он, и мысль его еще не обрела четкость, а глаза жадно вглядывались в лица внизу. — Первая битва, как правило, еще не сразу дает немедленный результат. От Дмитрия Донского до полного падения татарского ига прошло целое столетие, и воины, обративши вспять Мамая, еще долго платили ясак унижения диктаторам Золотой Орды… Но вера в силу свою, которая обрела крылья на берегу Дона, дала миру великую нацию, омытую кровью страданий и побед…

Наши братья на Кубе сейчас в середине дороги своей истории. В конце прошлого века, борясь с Испанией, озаренные светом идей великого Хосе Марти, они свершили при Сан-Хуане свой подвиг…

Он видел, как замерли в зале люди, как прекратились мелькания белых листиков (играли в «крестики-нолики») и перешептывания. Иной, неожиданный поворот речи словно принес в зал дыхание истории, и стало легко и волнующе:

— И пусть та давняя победа была потом украдена у кубинцев ловкими дельцами-янки… Однако, посмотрите, в гордых душах победителей всегда создается тот алтарь Победы, где негасимо горит незримый Вечный огонь. Россия преградила путь Наполеону, ибо за ее спиной горел алтарь Куликовской победы…

Сегодня Куба преграждает путь иной, ослепленной от военных успехов, державе — и лицемерие слов о свободе у нападающего столь же кощунственно сегодня, как и столетие назад. Люди маленького острова — братья нам… Никогда не забывайте об этом…

Он вдруг увидел, как в задних рядах мелькнули фигуры Терентия и Артема, и у него стало тепло на душе. Он чувствовал, что пора заканчивать и без того выспренную, хотя и искреннюю речь:

— Каждый из вас, рожденный на переломе истории освобождения человеческого духа, должен осознать свой долг — долг, который ложится на плечи незаметно, подспудно, подчас вызывая только усмешку и уверенность, что все обойдется и без личного участия…

Он почему-то обернулся к президиуму, где медным отсветом в блеске софитов выделялось лицо молодого десантника, продолжал:

— Нет, не обходится, уверяю вас, никому не удастся спрятать свою голову под крылом тишины. Слово, которое сегодня скажете вы, возгремит на земле, станет теми ответными пулями в дисках солдат Фиделя, которые заставят пасть ничком контрреволюционеров… И, кто знает, может, завтра в одних рядах с «барбудос» вам придется идти на новые подвиги, где уже будет мало одних слов… Но сегодня, но всегда «вначале будет Слово!» Ваше слово, друзья мои!

И по тому, как двинулся в проходе зала сосредоточенный, наклоняя голову, один из его учеников, он понял, что все было сказано правильно. И не зря…

Гром аплодисментов больно ударил в уши…

Осенью умирает старый год. Допетровские предки наши — селяне чтили это умирание природы. И свадьбы недаром вершили в осенины, когда засыпает буйная сила природы, бродит от калганова корня и хмеля доброе пиво, ароматны свежие хлеба и тайно начинает зреть заветный земной плод — плод человеческий…