Иван Машуков - Трудный переход

Сергей едва успел добежать до штабелёвки, как со стороны Штурмового участка и Красного утёса показались рабочие. Они тоже бежали по лесу, крича, размахивая винтовками, топорами, охотничьими ружьями. Слух об убийстве десятника в бараке у Красного утёса распространился с быстротой молнии. Палага, не дождавшись Демьяна, пошла его разыскивать и нашла в луже крови. Палага вскрикнула и выбежала из барака, сзывая на помощь. Когда стало известно, что убийц видели, как они проходили, Палага стала просить дать ей в руки винтовку. А потом повалилась на тело Демьяна и завопила по-бабьи. Сергей увидел Клима Попова; бывший пограничник был с револьвером. Даже у добрейшего Викентия Алексеевича Соколова было в руках оружие. Со стороны леса показался Егор Веретенников.

— Там они… там! — кричал он. — Туда пошли!

Сергей увидел Веру. Она тоже его увидела и бросилась к нему. Вокруг говорили тревожно, взволнованно:

— Десятника убили…

— Лопатина…

— Лопатина? — побледнел Сергей.

— Двух рабочих за собой увели…

— Одного — Волкова, совсем молодой парень…

— Гену? — закричала Вера и закрыла руками глаза. Она бы упала, если бы Сергей не поддержал её.

Какой-то шум и гул людских голосов был ещё вокруг них, а Сергей и Вера ничего этого не замечали. Стоя рядом, они плакали. Сергей плакал о том, что больше не увидит он живого и весёлого Демьяна. Словно оторвалось что-то сразу — кровное, близкое… Сергей вспомнил родное ему с Демьяном Забайкалье, синие сопки, раздольные поля… Не вернётся уж туда Демьян! Да и в самом Сергее что-то невозвратно уходило в эти минуты — может быть, весёлая и беззаботная пора юности…

Он перестал плакать, вытер рукой глаза и взглянул на Веру. Плечи её сотрясались. Она рыдала. "О ком же она плачет?" — подумал он. И вдруг он вздрогнул: "Да она же о Генке плачет!" Лицо его исказилось гримасой боли и отвращения. Ему захотелось вот сейчас же наговорить ей грубых и обидных слов, но он не сделал этого. Чувство жалости к ней, маленькой и такой беспомощной, чувство тревоги за неё охватило его. Сильной рукой он решительно взял её голову с залитым слезами лицом и прижал к своей груди.

…Снова шли они по лесу, и снова их преследовали.

Прочь, прочь, от этих мест, где им больше нечего делать! Они никогда сюда не вернутся. Им совершенно всё равно, будет завтра стоять этот чёрный лес или он сгорит синим огнём, как говорится в заклятье! И эта земля, по которой они сейчас идут, — пускай она провалится хоть в тартарары. Но только после них.

Только после них!

Косой оглядывал своих людей.

— Спасители… Самим-то хоть бы спастись…

Корней Храмцов следил за Генкой Волковым: этот парень казался ему ненадёжным. А Генка, оправившись от потрясения после убийства Демьяна и встречи с Егором Веретенниковым, уже начал рыскать глазами по сторонам. Злоба против Храмцова разгоралась в нём. "Чёрт нанёс его на мою голову!" И вот опять — кровь, убийство, погоня… Надо было тогда сразу же сказать Демьяну о Корнее, и ничего бы этого не было. Но теперь уже поздно сожалеть. Генка словно вернулся к тому, с чего когда-то начал… Опять он убегает!

Однако, придя понемногу в себя, он даже ободрился. Ни черта! Как ни трудно, он и на этот раз постарается обмануть беду.

Весь остаток этого дня они плутали по лесу, путая следы, сбивая погоню. Вечером Косых вывел свою поредевшую ватагу к старой охотничьей избушке. При взгляде на неё Генка сразу же вспомнил минувшее лето, Веру… Они сидели с Верой здесь на нарах, был ливень. В раскрытые двери избушки им было видно, как летели вниз дождевые струи, как пузырилась вода… Сейчас здесь как будто всё то же — нары, подслеповатое оконце, печка. А вот и сухая растопка и дрова, которые припас заботливый таёжник. Генка на правах человека, однажды уже здесь побывавшего, полез под нары, чтобы набрать дров. В избушке было холодно; казалось, даже самые стены пропитались морозом. Сейчас он затопит печку, будет тепло и сухо, как тогда, летом. Но его остановил сердитый окрик Косых:

— Эй ты, выдать нас хочешь? Огня не разводить! Понятно?

Сжавшись от холода, сидели они в избушке, и им казалось, что здесь всё же теплее, чем на дворе. Кроме того, согревало и собственное дыхание. Генка слушал, как переговаривались между собою Косых, Храмцов, кореец. Куда идти дальше? Делать ли попытку выбираться из этой чёртовой тайги обратным путём, которым они уже шли, или находить для своего спасения что-то другое? Косых знал, что, кроме обратной дороги к границе, остаётся им на самый крайний случай ещё и другой путь — через перевалы Сихотэ-Алиня к Японскому морю. Из бассейна Имана можно, перевалив горный хребет, выйти к бухте Тетюхе на морском побережье. Но при одной мысли об этом даже у видавшего виды Косых спазма страха сжимала горло. Разве можно пройти через перевалы зимой? Только отчаяние могло кинуть людей на этот почти наверняка гибельный путь!