Николай Верещагин - Приключение

— Что, прокол, старик? — спросил Сергей о билетах, грустно, но с робкой надеждой.

Сема посмотрел на него долгим укоряющим взглядом.

— У меня проколов не бывает, гражданин, — сказал он тоном милиционера и жестом фокусника вынул из кармана два билета.

— Ну, ты гений! — обрадовался Сергей. — Считай, что Бальмонт твой.

— За такую услугу, парень, — сказал тот, — я бы содрал с тебя еще и Ахматову, но ради вас, — обернулся он к Нине, — проявляю глупое бескорыстие.

Они поднялись по ступеням, и Сема пошел проводить их до входа. А когда они с Сергеем чуть поотстали, пропустив Нину вперед, тот выразительно показав глазами в ее сторону, поднял большой палец. «Но простовата», — беззвучно шепнул он на ухо.

— Катись к своей Лялечке! — одними губами ответил Сергей.

Смешавшись в вестибюле с нарядной толпой, они начали неспешное восхождение по ступеням беломраморной лестницы. Нина взяла его под руку, будто боясь потеряться в этой оживленной, сдержанно гудящей толпе, и он с какой-то особой радостью, точно с ним это случилось впервые, ощутил доверчивую женскую ладонь на своей руке. В больших зеркалах вдоль лестницы, в той нарядной, отражавшейся в них толпе они выделялись, они были заметной парой, и он с удовольствием отметил это про себя. Наконец-то он растопил этот лед: Нина восхищалась и зеркалами, и люстрами, и шелковыми портьерами на окнах, иногда останавливалась, наивно запрокидывая голову, чтобы получше рассмотреть бронзовое кружево светильников, расписной орнамент на потолке… В буфете Сергей взял шампанского, и на этот раз ее не пришлось уговаривать — она выпила свой бокал и похвалила: «Вот это другое дело! Не то что твой вонючий коньяк».

Нет, я не стану описывать то, что происходило в тот вечер на сцене. Я знаю возможности прозы, но танец и музыка недоступны ей! Где найти мне слова, в каком порядке расставить их, чтобы передать чарующе дерзкий танец Плисецкой-Кармен, ее полет, ее батман, и смерч ее фуэте, и откровения пируэтов?.. В тот вечер на сцене игралась вечная мистерия: поединок женщины, свободной, как птица, но взыскующей покорности, плена, и мужчины, плененного ею, который, любя, способен убить, но так и не смог покорить…

Впервые в жизни Нина видела настоящий балет — музыка, танец совершенно захватили ее, и Сергею приятно было сознавать, что это он доставил ей такое удовольствие. Когда очередной шквал аплодисментов сменял музыку и артисты выходили на авансцену кланяться, она некоторое время так и оставалась неподвижной, уронив руки на алый бархат ложи, а потом оборачивалась к нему оживленно сияющим лицом и смотрела на него с такой нежной признательностью, что у него прерывалось дыхание. Уж если хмурая и резкая она ему нравилась, то за такую он бросился бы в огонь.

Вернувшись из театра, они поужинали на кухне и в какой-то неловкости остались сидеть за столом. За окном было темно, пора было спать. Сергей включил транзистор, повертел ручку настройки. «О любви немало песен сложено, я спою тебе, спою еще одну…» — без голоса, но душевно пел по радио Марк Бернес. На другой волне диктор зачитывал отчет о пленуме ЦК КПСС, решавшем хозяйственные вопросы.

— Не надо, — сказала Нина, и он выключил приемник.

— Тебе понравился спектакль? — спросил он.

— Да, — кивнула она. — Очень!.. — и добавила: — Жалко Хозе…

— Он убил Кармен, а ты его пожалела, — улыбнулся Сергей.

— Но ведь она его довела… — и, подумав, сказала. — Тогда уж убил бы лучше тореадора. А она поревела бы день-другой, и позабыла….

Сергей усмехнулся, но не сказал ничего. Они посидели в молчанье еще. Потом Нина решительно поднялась, повязала фартук и принялась мыть посуду. Сергей тоже встал. «Я постелю», — сказал он уходя.

Когда Нина вошла в комнату, свет был погашен, слабо горел только торшер у стены, а в полумраке белела чистыми простынями застеленная тахта. В изголовье, тесно соприкасаясь, лежали две подушки.

— А ты где ляжешь? — спросила она.

— Вот здесь с краешку, — показал он на тахту.

— Еще чего!.. — грозно сказала она. — И не выдумывай!

— Но у меня нет раскладушки…

— Ложись на полу!

— На полу холодно…

— Перезимуешь!..

Она решительно взяла крайнюю подушку и положила ее в кресло на другом конце комнаты.

— Ладно, — покорно сказал Сергей. — Укладывайся. Я как-нибудь устроюсь.