Николай Глебов - В степях Зауралья. Книга вторая

«Тетя, наверное, на кухне, обнять бы старушку и молча, без слов, посидеть у огонька, погреть озябшие руки».

Христина подула в кулак, слегка постучала носками стоптанных ботинок и пошла дальше.

По застывшим тротуарам катился колючий снег, набиваясь в ботинки. Резкий холодный ветер стучал оторванным листом железной крыши соседнего дома, буйными вихрями кружился по улицам и злобно метал снег в стены, окна и в одиноко стоявшую у забора девушку.

Поднималась утренняя заря. Христина, зябко кутаясь в меховой жакет, зашагала к рабочей слободке. Усталая, опустилась на первую попавшуюся скамейку возле ворот одного из домиков и задремала.

Мороз крепчал. Во дворе загремел цепью пес и, почуяв незнакомого человека, хрипло залаял. Стукнула дверь, из домика вышел немолодой хозяин, судя по одежде, рабочий и, прикрикнув на собаку, открыл калитку.

Христина приподняла отяжелевшую голову и вновь опустила ее на узелок, лежавший на коленях.

— Ты что, не здешняя? Замерзнешь ведь. Проходи-ка лучше в избу, — сказал он приветливо.

Девушка поднялась со скамейки и пошла вслед за хозяином.

В купе одного из классных вагонов скорого поезда Омск — Челябинск, развалившись небрежно на сидении, в обществе двух офицеров ехал молодой человек. Тут же в углу висела его шинель с блестящими вензелями Томского университета. Среднего роста, плотный, с мужественными чертами лица, он выгодно отличался от соседей по купе, помятые физиономии которых носили следы беспробудного пьянства.

Поджав под себя ноги, студент продолжал прерванную приходом кондуктора беседу:

— Нет, как ни говорите, у Ильи Ефимовича Репина крупнейший талант. Возьмите его картину «Не ждали». Она оставляет глубокий след у зрителей, заставляет задумываться о превратностях судьбы человеческой. Или «Бурлаки», сколько социальной насыщенности. Изумительно! — студент опустил онемевшую ногу на пол и продолжал: — Это подлинно реалистическое искусство! — Он вскочил на ноги и, открыв портсигар, предложил офицерам папирос. Один из них, закуривая, сказал флегматично:

— Я предпочитаю натюрморты в виде битой дичи, рыбы и прочей снеди. Глядя на них, приобретаешь аппетит.

— Недурно бы жареную курицу и бутылочку водки, — потягиваясь, отозвался второй. — Изобразительное искусство — чепуха, я признаю только порнографические открытки! Хотите посмотреть? — Студент отмахнулся и тревожно посмотрел на дверь.

В купе вошел офицер разведывательной службы. Козырнув коллегам, он извинился и потребовал документы.

Молодой человек не спеша подал паспорт, студенческий билет и удостоверение Томского университета на имя Михаила Ивановича Зорина, студента третьего курса горного факультета, командированного для прохождения практики на Урал.

Проверив документы, контрразведчик внимательно посмотрел на Зорина и вышел.

Поезд приближался к Челябинску.

Выглянув в окно, студент сказал торопливо:

— До свидания, господа, — приложив руку к козырьку фуражки, Зорин вышел с вещами в коридор.

Замедляя ход, поезд остановился у закрытого семафора. Апрельское солнце светило ярко, заливая теплом железнодорожные постройки и пути. Оглянувшись по сторонам, Зорин вышел из вагона и направился к виадуку.

Это был Андрей, приехавший из Омска для связи с челябинскими большевиками.

После события у Черного Яра он с неделю скрывался на конспиративной квартире по Степной. Однажды ночью Фирсов проснулся от какого-то тревожного чувства, полежал с открытыми глазами и, услышав осторожные шаги хозяйки, поднял голову.

— Возле палисадника кто-то ходит, — прошептала женщина.

Андрей быстро оделся, припал к окну и увидел в сумраке ночи возле палисадника человека. На углу, возле ворот виднелся силуэт второго.

«Слежка, — пронеслось в голове Фирсова. — Надо предупредить товарищей! Но как выбраться из дома?»

— Ход еще есть? — спросил он тихо хозяйку.

— Через кухню на чердак. Там можно спуститься через слуховое окно в соседний переулок.

Домик был низенький, как у большинства жителей на Степной улице. Открыв отверстие на чердак, Андрей осторожно выглянул из слухового окна. В переулке стояла мертвая тишина. Фирсов, придерживаясь за карниз, спустил ноги, на миг повис в воздухе и легко спрыгнул на землю. Через полчаса он был в доме одного из членов подпольного комитета.

— Наконец-то! Мы так боялись за тебя, наделал ты, брат, переполоху в стане белых. И сейчас колчаковские ищейки рыщут по Омску в поисках таинственного поручика Топоркова, — улыбнулся подпольщик.