Николай Глебов - В степях Зауралья. Книга вторая

— Сергей приехал?

— Спит у своей Иродиады, — махнул рукой Никита и оперся на клюшку.

Зимой Элеонора Сажней окончательно поселилась в комнатах, которые занимала когда-то покойная Дарья.

Молодой Фирсов, по выражению Василисы Терентьевны, по-прежнему «куралесил», забросив все дела фирсовского дома. Пропадал все больше в тургайских степях, гоняясь за волками. От Агнии письма получали редко. Она жила вместе с мужем в Омске. Тегерсен работал в американском Красном Кресте.

От Андрея вестей не было больше года. Как-то Василисе Терентьевне сказали, что в исполкоме работает невеста Андрея, Христина Ростовцева. Старуха поспешно оделась и пошла посмотреть будущую сноху.

В приемной уселась в уголок и долгим, ревнивым взглядом следила за девушкой, прислушивалась к ее разговорам с посетителями. Домой вернулась довольная осмотром. Одно смущало старую женщину: будущая жена Андрея была коммунистка, а они и в бога не верят, и ребят не крестят, и косы стригут.

«Ничего, были бы внучата, окрестим; отец с матерью и не узнают. Дождаться бы, — подумала Василиса Терентьевна и вздохнула. — Старик только псалмы читает, Сереженька за волками по степи гоняется, актерка в доме разные киятры устраивает, даже втянула в бесовскую игру и Никодимушку. Прошлый раз заявляет: «Мы с Никодимом Федоровичем думаем репетицию в вашей столовой провести. Отрывки из оперы «Самсон и Далила» ставить будем». Потом подала Никодимушке стул. «Представь, говорит, что это водяное колесо мельницы, и верти его, а я буду петь». Вернулась в свою комнату, разделась, распустила волосы и вышла к Никодиму в чем мать родила.

А тот дурак-то затянул какой-то псалом и косит на нее глаза. Ладно, старик костылем их разогнал по комнатам. Срамота. Сказала я Сергею, а он только хохочет! Была бы моя воля, оттаскала бы ее, паскуду, за волосы. Где это видано, чтобы голой выходить?»

Василиса Терентьевна попыталась посовестить и Сергея, а он не понял, видно, о своем начал:

— Эх, мама, мама, тяжело жить мне на свете.

— Женился бы, любая за тебя пойдет.

— Поздно сватать ту, которая обручена с другим. — Должно, на Устинью намекал. — Оттого и гоняюсь за волками, чтобы печаль унять, — повесил голову и вышел… Василиса Терентьевна, вспомнив разговор с сыном, тревожно заворочалась на постели. Услышав шаги мужа, приподняла голову. Старик поставил клюшку и торопливо стал одеваться.

— Ты куда?

— Вставай, мать. Зажигай перед иконами свечи: кончилась власть большевиков.

Василиса Терентьевна непонимающими глазами посмотрела на суетившегося мужа, который в спешке никак не мог найти рукав своего частобора.

— Да вставай, ты, прости господи, кислая квашня! — выругался тот и дрожащими от нетерпения руками стал застегивать пуговицы.

Рядом в комнате слышалось радостное гудение Никодима, только что вернувшегося в дом.

— Елицы во Христа крестится, во Христа облекостеся… Аллилуйя. — Потирая руки, расстрига подошел к буфету, выпив рюмку рябиновки, провел широкой ладонью по усам. — Воскресла новая Вандея, а с ней и дом Фирсова. Но пока об этом молчок! — Расстрига погрозил кому-то невидимому пальцем:

— У премудрого Соломона бо сказано: и глупец, когда молчит, может показаться умным. Ибо пути господни неисповедимы.

Опираясь на палку, Никита прошел по коридору в комнату сына.

Закинув руки под голову, Сергей безмятежно спал. Слабый свет ночника с маленького столика из угла освещал его красивое, с легким пушком на подбородке лицо.

— Вставай!

Сергей откинул одеяло и уселся на кровати.

— Что?

Старый Фирсов молитвенно сложил руки и, глядя на икону, произнес торжественно:

— И побегут от лица огня все нечестивцы, творящие беззаконие. Кончилась власть большевиков!

Сергей вскочил:

— Как кончилась? Ты правду говоришь, отец?

Никита подвел сына к окну и, распахнув створки, показал на косогор:

— Се жених грядет во полунощи!

В серой мгле наступающего утра было видно, как отряды чехов и белоказаков спускались в город. — Теперь я покажу, как мое добро отбирать! — Голос Никиты перешел на зловещий шопот. — Саваном покрою села Зауралья, и будет шевелиться земля от тел нечестивцев, — и смолк, казалось, задохнувшись от душившей злобы.

Сергей отошел от окна. Та душевная пустота, которая охватила его с момента последней встречи с Устиньей на покосе, как бы притупила интерес к событиям. Он вяло произнес:

— Оставь меня в покое.

Никита зло покосился на сына.