Михаил Алексеев (Брыздников) - Девятьсот семнадцатый

Армия в своем громадном большинстве была крестьянской. И правдивый бытописатель не мог пройти мимо освещения роли крестьянства в революции, если он поставил себе целью дать большое полотно, отображающее эпоху. У Алексеева солдат Хомутов делегирован солдатским комитетом для связи с деревней. Он приезжает сюда и видит картину полного разрушения: хозяйство его расстроено; жена умирает в больнице от сифилиса. Хомутов переживает личную драму; он ищет спасения в борьбе общественной. Под его руководством бедняк организует совет, изгоняет кулаков, захватывает помещичью землю. Но лишенная настоящего политического руководства беднота и сам Хомутов попадают под влияние фантазера интеллигента и объявляют свою волостную республику. Однако классовый инстинкт этой юмористической республики оказывается верен. «Земля крестьянам, заводы рабочим» — вот программа деревенской бедноты. И отложившись от государства Российского господ Керенских, Милюковых и Гучковых, президент волостной республики Хомутов наносит свой удар господству буржуазии. Таких примеров история 1917 года в действительности знает немало. Точно с натуры списаны эти страницы романа. Хомутовы — вожди крестьянской бедноты в деревне. Они слабы, пока действуют отдельно от пролетариата. Но когда приходит к ним подлинное пролетарское руководство, они идут под его знаменами и становятся верными и надежными проводниками союза рабочего класса и крестьянства.

Это руководство мы видим в романе в лице партийного комитета крупного рабочего города в Закавказье и в лице отдельных большевиков. Старый подпольщик Драгин, прошедший долгую школу тюрьмы и каторги, энтузиаст революции Абрам, спокойный и бесстрашный Васяткин, рабочий Обуховского завода, Тегран, девушка-большевичка — все они взяты из самой гущи партии такими, какими были тысячи им подобных. Где бы они ни были — на фронте, в советах, где они борются с меньшевиками и дашнаками, у власти, в подполье, в безводной пустынной степи, — всюду интересы партии и рабочего класса для них прежде и выше всего. Не часто удаются нашим писателям фигуры коммунистов. Большей частью это голые схемы, почти автоматы. Происходит это обыкновенно от незнакомства с психологией членов партии, оттого, что пишущий наблюдал их со стороны и судил о них через призму своего внутреннего представления о коммунистах, большей частью весьма далекого от истины. Алексеев — сам коммунист, сам прошел школу подпольной борьбы, этот тип для него родной, он изображает в нем и самого себя, и потому все фигуры коммунистов ему хорошо удались. Его коммунисты — живые люди, с человеческими слабостями и недостатками. Только они умеют их побороть и подчинить свое личное общему благу. Подлинным трагизмом веет на нас, когда Драгина удерживают от непреодолимого желания пойти взглянуть на убитых дашнаками жену и дочь. Обманув товарищей наружным спокойствием, он идет к дорогим трупам и попадает в ловушку. Раненый Драгин едва спасается, чтобы вновь затем броситься в борьбу.

Все эти люди — Драгин, Абрам, Тегран, Гончаренко, Нефедов, Хомутов и другие — действуют вместе с массами, которые, пожалуй, и являются главным действующим лицом в романе. Мы можем проследить эволюцию их, рост революционного самосознания от первых робких шагов солдатского протеста через «суверенную» волостную республику до высшей точки — захвата власти и защиты ее от врага трудящихся.

Октябрьская революция дана в московском восстании. Здесь историческая точность соблюдена Алексеевым в полной мере, слегка только изменены имена руководителей. Для романиста такая пунктуальность далеко не обязательна, она связывает ему руки и мешает облечь исторический костяк мясом, кровью и нервами. В этом отношении классическим и непревзойденным примером может служить «Война и мир» Толстого. Для непосредственного участника событий, конечно, трудно полностью пойти толстовским путем в изображении эпохи и исторических людей, но некоторого схематизма и сухости в описании одного из наиболее ярких моментов захвата власти в Октябре 1917 года все же можно было бы избежать. Тем не менее описание октябрьского восстания в Москве читается легко и с интересом, а для молодежи и тех, кто не был непосредственным участником его на московских улицах и баррикадах, оно полезно и нужно.

Контрреволюция дана в романе главным образом в лице офицеров и их дам. Здесь автор не избежал шаблона в изображении как мужских, так и женских типов. Построенные, так сказать, по принципу злодейства, типы эти достаточно ходульны и нежизненны. Страницы повествования, посвященные описанию внутренних переживаний контрреволюционных деятелей, нужно отнести к самым слабым местам в романе, а любовные похождения здесь совершенно излишни. Без них роман только бы выиграл. Видимо, автор не знает быта этих людей и пользуется в изображении их привычными схемами, безусловно понижая этим ценность своего произведения.