Лев Якименко - Судьба Алексея Ялового

Большим цветным носовым платком, похожим на трофейные немецкие, вытер лицо.

— Выписать его! Завтра же! В запасной полк.

Покричать-то покричал, а выписать не смог. Корзинкин тут же слег. Сложил руки, пожелтевший, осунувшийся, прямо покойник. Ноги, мол, совсем отказали. После потрясения. Слабым голосом попросил «утку». Ему отказали: начальник велел самому ходить!

Принесла Корзинкину костыли Зинаида Петровна. Со скорбно поджатыми губами. В палате ни на кого не взглянула.

Как он становился на костыли! Падал на кровать. Вставал. Обреченность и страдание. Едва переставлял палки. Ноги паралитически волочил, носками внутрь. Позади Зинаида Петровна. Как заботливая мамаша. Оберегала, расставив толстые мясистые свои руки.

Николай, сумрачно наблюдавший за всем происходящим, покрутил головой:

— Ну артист!

То ли в осуждение, то ли с некоторым даже восхищением.

Яловой напрямую спросил лечащего врача — всегда спокойно-сдержанного Дмитрия Андреевича:

— До каких пор можно терпеть такое притворство?

Дмитрий Андреевич снял очки, помигал ресницами — на кончиках подтаивал иней, рождественские морозы поджимали, протер стекла. Доверительно наклонился к Яловому:

— Черт его знает, может, и симулирует. Была контузия пояснично-крестцовой области. Воспользовался. Лежал. Сейчас явная атрофия мышц. Что с внутренними органами — может, так, может, и не так.

— Значит, будете держать его в госпитале?

— А что с ним делать? Подержим.

И додержали. Выписывали вместе с Яловым.

Перед тем как сесть в машину, которая должна была отвезти на вокзал, в последний раз оглянулся Яловой на госпитальное здание. Коричневатое от времени. Крепкой кладки. Тяжелая входная дверь с тугими откидными пружинами.

Она выпускала его с тощим «сидором» за плечами, в котором смена солдатского стираного-перестиранного белья, запасные портянки, мыльница, бритва с помазком… В боковом кармане «Свидетельство о болезни». В боях при защите СССР был ранен. Инвалид Отечественной войны II гр. Симптом Россолимо, симптом Бавинского, Броун-Секаровский синдром, ограниченная подвижность левой руки, ограничение движений левой ноги, слабость кисти правой руки… Не умещались в отведенном для этого месте все «симптомы» и «ограничения».

Машина — крытый грузовик — постреливала выхлопной трубой. В морозном сумеречном воздухе вились серые вонючие клубки.

В госпитальных окнах — темнота. Лишь в коридорах горел свет. До рассвета было еще далеко.

Опираясь на толстую суковатую палку, подошел к машине. Непросто было забраться в кузов. Подтянули, поддержали, на животе перевалил через борт. Надо было привыкать и к этому.

Павел Николаевич Корзинкин, которого попросили сопроводить Ялового до Москвы, расстался с ним на вокзале. По его словам, у коменданта оказались билеты в разные вагоны. Уложил в мешок Ялового продукты, полученные по аттестату на продовольственном пункте, тут же на вокзале назидательно заметил:

— Люди должны помогать друг другу. Так-то, молодой человек!

Приободрился Корзинкин, взгляд цепкий, с приглядочкой. С осуждающим холодком посоветовал на прощание:

— Ты особо не активничай, капитан. Меньше показывай свою принципиальность. Тут тебе не госпиталь. Жизнь по-другому закручивается. Приглядывайся, соображай!

Яловой проводил Корзинкина взглядом. Что-то новое появилось в его шаркающей походке. Припадал тяжело то на одну, то на другую ногу, сутулился, но палку выбрасывал вперед уверенно, как будто расталкивая встречных. Этот не пропадет! Знает, что такое «жизнь»!

А вот что ожидало Ялового, он не знал и не мог предвидеть. Ему запрещали работать и учиться. Ему запрещали физические и умственные нагрузки. Ему запрещали волноваться, нервничать. Он должен был «выздоравливать», «беречь себя». Вводить постепенно нагрузки и находиться под наблюдением врача.

Но он помнил и другие слова. Сухонького профессора-невропатолога с веселыми молодыми глазами под седыми кустистыми бровями:

— Жизнь сама покажет, что можно, а чего нельзя. За все, что одолеете, — беритесь! Трудно будет — отойдите, выждите. Об учебе пока и думать нечего. Надо поднабраться сил, год-два отдохнуть. Под счастливой звездой вы родились, Алексей, сын Петров. По самому краешку перебрались. На миллиметр взял бы осколочек в сторону, и вся медицина мира не смогла бы вас вызволить. Считайте, что вам повезло, и по такому случаю аккуратно ступайте по жизни. С береженьицем!