Лев Якименко - Судьба Алексея Ялового

Совсем незнакомая жизнь. Как-то в ней придется после госпиталя?

Начали переходить улицу. Яловой поскользнулся и, взмахнув руками, рухнул на трамвайный путь. Оглушенно заныло все тело. Не мог подняться. Не на что было опереться. Упал на левый бок. Попробовал повернуться. Витек безучастно топтался в стороне. Бросилась девочка, из школы шла, портфель — в сторону. Руки без варежек. Синевато-красные кисти вылезают из коротких рукавов пальто:

— Дяденька, обопритесь на меня! Дяденька, вот ваша шапка. Вам больно?

Глаза даже слезой взялись. Бледное лицо. Сердечная ты моя девчоночка, спасибо тебе!

Постоял, отряхнул шапку. Поковылял дальше, провожаемый сердобольными взглядами.

Обругал Витька:

— Что же не помог?

Витек резонно посоветовал:

— Под ноги смотри. Не лето. Мне наклоняться нельзя. Не знаешь, что ли?

Такие-то они пешеходы!

Но Витек особо не остерегался. Бодренько топал. Размахивал руками, удивлялся:

— Как можно! Чтобы по-нарочному болезни себе придумать. Оказывается, и такие попадаются. Без совести. Больше года по госпиталям — первый раз такого встретил.

Обсуждали недавнее происшествие.

Во время одного из своих обходов в канун Нового года начальник госпиталя от двери решительно направился в противоположный правый угол палаты. Туда, где лежал Павел Николаевич Корзинкин. Грузноватый сумрачно-неразговорчивый мужчина.

Яловой обрадовался, когда узнал, что Корзинкин с Кубани, из Краснодара. В первый же день, как тот объявился в палате, пошлепал в угол, к земляку. Но Корзинкин даже не взглянул на него. Посеревший, в двухдневной, с проседью, щетине. Мычал что-то. Только и добился Яловой от него, что работал тот то ли в крайисполкоме, то ли в сельхозуправлении, жил тоже не понять где: то ли на Красной, то ли на улице Коммунаров.

— Не в себе он, что ли, — размышлял Яловой. — Зажатый какой-то… Глаза загнанные вглубь. В тоскливом напряжении.

На самые простые вопросы не захотел ответить. Где воевал? При каких обстоятельствах ранили? Каждый, кто попадал в палату, обтерпится и первым делом — про это. Здесь все знали друг про друга. Отцов, матерей, родственников упоминали как своих.

Корзинкин не вставал. Полеживал. Большей частью на боку. Возденет очки, и за книгу. Не из библиотеки. Приносила ему книги медлительная буфетчица Зинаида Петровна. Обернутые в газету. Через нее и письма пошли Корзинкину. Пошепчутся в уголке — наклоняются друг другу, почти лбами стукаются, — и отплывает Зинаида Петровна в свои владения. Лицо постное, благочестивое, как после причастия.

— Самостоятельный мужчина, — поджимая губы, сказала она о Корзинкине. — Такой и дело присоветует, потому жизнь понимает.

Витек озорно подсвистнул:

— Расчет держишь на него, Зинаида Петровна! Все ему в особицу — сама носишь. Подкармливаешь.

Зинаида Петровна даже споткнулась. Укоризненно покачала головой:

— Молодой ты, потому и глупый.

Любопытствующий Витек все же доглядел, что за книжку скрывал Корзинкин в газете, разочарованно обнародовал:

— Ну мужик! Я думал, что он такое прячет?.. А он нервные болезни изучает. Толстенная книга. Во-о какая!

Спросил Корзинкина, которого привела в палату сестра после какой-то процедуры:

— Ты что, капитан, после госпиталя в доктора метишь? Давай-давай, образовывайся, тут на своей шкуре всю медицину пройдешь.

Выходило, не совсем неожиданно грянул гром. На Корзинкина обрушилась гроза.

— Встать! — властно покрикивал начальник госпиталя. — Не можете? Попытайтесь стоять, не хватайтесь за кровать. Станьте на колени. На стуле! Как не можете? По вашей болезни вы должны стоять.

Повернулся к начальнику отделения:

— Это что за диагноз? Контузия под вопросом? Почему под вопросом? Каков окончательный диагноз?

Багровый от напряжения большой живот одышливо ходил под накрахмаленным халатом.

— К-какое право вы имели держать его месяц, не установив диагноза?! Вы что, не видите — он симулирует! Потворствуете!..

Повернулся к Корзинкину. Слова, как гулкие пощечины, на всю притихшую палату:

— Вы симулянт! Слышите! Если вам удалось провести врачей на фронте, то нас вы не обманете. Мы таких видели! Под суд отдам!

Корзинкин вскидывал голову, как конь от ударов. Только начальник умолкал, Корзинкин тихо начинал что-то бубнить.

— Лжете вы! — кричал взбешенный начальник. — Ложитесь! Здесь болит? Здесь?.. Не может в этом месте болеть! Встать! Немедленно! Вы должны ходить. Вы искусственно вызываете атрофию мышц.