Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

Верхнереченская биржа труда представляла собой огромное приземистое здание. Внутри оно было похоже на сарай. Половина стекол в окнах выбита, наружная штукатурка обвалилась, на уцелевших кусках ее углем написаны похабные слова. Пола никогда не мыли, оставшиеся целыми стекла не протирали. Уборщица в засаленном халате торговала семечками — ей было не до уборки.

Громадный зал биржи был разгорожен решетками из грубо обтесанного дерева. Отделения примыкали к фанерной стене, которая делила зал на две половины. В одной собирались безработные, в другой работали служащие биржи.

В фанерной стене были прорезаны маленькие окошечки. Над ними висели грязные бумажонки с надписями, сделанными от руки: «чернорабочие», «слесари, токари, кузнецы», «работники конторского труда».

Безработные собирались на биржу с утра. Многие часами стояли, прислонившись к решеткам, изрезанным перочинными ножами, другие сидели на корточках около стен и разговаривали друг с другом, потягивая едкую, дешевую махру…

Когда Андрей пришел на биржу, люди слонялись по двору, заходили в зал, снова выходили во двор. Некоторые сидели в комнате, которая называлась красным уголком. В этой комнате стояли стол, накрытый бурой скатертью, и несколько скамеек без спинок. На столе валялись две-три газеты.

За столом сидел седоусый, сердитый на вид рабочий. Это был довольно известный в Верхнереченске человек, бывший одно время членом горсовета, рабочий «Светлотруда» Антон Антонович Богатов.

Антон Антонович нес тяжкую ношу с тех пор, как женился. Народил он с женой кучу ребят, нимало не беспокоясь, сможет ли их вытянуть. И все-таки тянул, растил, кормил, был заботливым отцом, всех детей выучил грамоте.

Жилось ему трудно. Надо было беречь копейки, думать о завтрашнем дне, более тяжелом, чем сегодняшний, потому что ребята росли и требовали кто чего… Антон Антонович крутился, как белка в колесе. Он знал десятки разных ремесел и подрабатывал то тут, то там, но весь заработок уходил, как в прорву. Люди искренне удивлялись, как это Антон Антонович не запил? Душу свою Антон Антонович отводил в вечном ворчании. Он ругал царя, потом ругал Керенского, потом стал ругать директоров, инженеров, мастеров, своих товарищей. К ругани его привыкли, зная ее корни, жалели человека, помогали ему.

Забота о семье и жизнь, как в заколдованном кругу, не мешали Антону Антоновичу прятать у себя в пятом году революционеров, носить на баррикады оружие, бить при случае околоточных. В семнадцатом году Антон Антонович полез на заводскую трубу и прикрепил там красный флаг. В девятнадцатом взял винтовку и охранял от белогвардейцев, занявших город, железнодорожную станцию.

— Нет ли закурить, малец? — обратился Антон Антонович к Андрею.

— Есть, — Андрей вынул махорку и бумагу.

Закурили.

— Какая окаянная жизнь подошла, скажи ты пожалуйста. Довели, так их растак, рабочий класс до точки! — Антон Антонович разгладил усы.

— Видно, напрасно это дело затевали? — сказал Андрей.

— А ты это дело нешто тоже знал? — сердито спросил Антон Антонович.

— Какое?

— А вот такое!

Антон Антонович искоса посмотрел на Андрея.

— Вот чего, — сказал он, — катись ты от меня! Что тебе надо?

— Ничего не надо. Ты власть ругаешь, а не я.

— Ну и что?

— Ну, и я…

— Сам я могу ругаться сколько угодно. Я сам власть ставил, я ее и ругать могу. Понятно? А ты кто таков?

Андрей испугался.

— Что ты орешь? — сказал он. — Ведь не я разговор начал!

— То-то и оно. Сопляк ты еще, и не тебе об этих делах говорить.

Антон Антонович закашлялся и снова начал:

— Куда это годится, а? День работаю, три дня без дела. Мне семью кормить надо? Куда же мне теперь деваться, а? До чего довели!

— Ну вот, опять за свое!

— И могу. А ты не можешь. Антон Богатов тридцать лет спину гнет, да все не согнется. Понял? И теперь не согнусь. Вот погоди, мы до них доберемся, мы им покажем!

— Кому это «им»?

— Мы знаем — кому!

— Власть ваша, — сказал Андрей.

— Правильно, наша. За кого хотим, за того и пойдем. Вот как!

— Правильно!

— Что правильно?

— Да ведь…

— Ты что ко мне привязался? — Антон Антонович рассвирепел. — Что ты пристал? Это выходит — я без сопляков не знаю, за кого мне стоять? Пошел ты!..

Андрей хотел что-то сказать, но в это время в зале закричали:

— Богатов, Богатов!

Антон Антонович кинулся в зал и подошел к окошечку, над которым было написано: «Слесари, токари, кузнецы». Андрей поплелся за ним.