— Какая вам погода нужна?
— Не знаю.
— Скоро будет хорошо в Грузии.
— Да, там теперь весна.
— Осенью там будет лучше.
Одноглазый замолчал. Потом вдруг рассмеялся.
— Вы над чем?
— Этот, как его, Опанасов, что ли. Ну, и гнусь! Но, оказывается, и гнусь может быть полезна.
— Да еще как!
Одноглазый внимательно посмотрел на Льва.
Тот выдержал его долгий взгляд.
— Да нет, я не предам, — сказал Лев. — Спите спокойно. Я свой человек.
— Вы наш! — убежденно сказал гость.
— Правильно, — подтвердил Лев.
Через десять минут они разговаривали как старые знакомые. Лев выложил Одноглазому свои думы о власти, свои сомнения, рассказал о детстве, о смерти отца, тщетных поисках пути к настоящей жизни…
— Болтовня! — прервал Льва Одноглазый. — Власть! Честолюбие! Фундамента у вас нет. Детский лепет! Большевики в одном совершенно правы. Борются две силы. Надо быть или с одной, или с другой. Каждому предоставлен выбор. Хочешь быть в середине? Тебя раздавят или заставят принять чью-то сторону. Когда волк бьется с собакой, вокруг не бывает нейтральных. Они бьются все. Если среди них оказался нейтральный заяц, он сломит себе голову. Я вам говорю, Николай Опанасов — заяц, он сломит голову. Вы тоже хотите потерять голову?
— Нет.
— И не стоит. Она у вас стоящая.
— Если бы мне почву…
— Опять ересь! Вы в облаках живете или в реальности?
— В реальности.
— Вам не нравится эта земля? Так найдите новую.
— Вот этого-то я и не знаю — где ее найти.
— Вам не нравится этот строй? Да?
— Да.
— Он вас не устраивает?
— Нет.
— Сердце у вас к нему не лежит? Я вас спрашиваю — да?
— Да.
— Сказать грубо — вы его не принимаете нутром? Так?
— Так. Они хотят сделать всех ровными. Не равными, а ровными. А может быть, я на голову выше их?
— Одно из двух: либо они подрежут вашу голову, чтобы она не торчала над всеми, либо вы смените строй, который мешает держать голову, как хочется.
— М-да, — неопределенно буркнул Лев.
— Ах, вам не нравятся мои слова? Тогда оставьте в покое этот строй и приспособляйтесь к нему.
В комнате наступило молчание. Потом Одноглазый сказал:
— Учиться вам надо. Хотите?
— Хочу. Давно ждал учителя.
— Я вас выучу. Вы подходящий человек для нас.
Одноглазый долго говорил что-то Льву полушепотом.
Потом Лев сходил в кладовую и принес оттуда карту. Гость перечислял города, поселки. Лев все запоминал. Несколько раз Одноглазый называл Грузию, Дагестан, Баку.
Спать они легли поздно. Петр Игнатьевич на рассвете выходил во двор и видел свет в комнате Льва. Он хотел было пойти и посмотреть, что делает квартирант, но почему-то не решился.
За обедом он спросил Льва:
— Лева, кто это у тебя вчера гостевал?
— Приятель. В Грузию едет работать.
— Вон как…
— И меня звал. Там, говорит, виноград, вино, шашлык. Славный парень.
— Ну, и что же ты?
— А вот думаю. Может быть, махну.
— Конечно, поезжай. В твои годы только и поездить. Эх, сколько я исколесил на своем веку!
— Пожалуй, поеду. Да-да, именно: надо поездить, — решительно сказал Лев.
Вечером он встретил на улице Андрея.
— Слушай, — сказал Лев. — Когда же мы примемся за дело? Неужели, черт возьми, тебе не надоели глупости, которые преподносит вам Опанас? Это же слюнтяйство — в такое время обсуждать «Кандида» Вольтера или спорить о том, что ставить: «Горе от ума» или «Ревизора». Нужно готовить другой спектакль, совсем другой.
— Какой?
— Об этом потом. Прежде всего надо послать к чертовой бабушке этого слизняка Опанаса…
— Ну, это ты, брат, перехватил!
— Ах, перехватил? Стало быть, вы еще хотите играть? Прекрасно. Я предпочитаю не возиться с перезрелыми сосунками.
— Что, что?
— Это не о тебе. Ты настоящий, на тебя можно положиться. Джонни еще… Пожалуй, и Лена. Если бы меньше думала о Викторе.
— Лена ушла в лес. Джонни притащил ей письмо, она, как бешеная, умчалась. Виктор болен.
Лев передернул плечами.
— Авось выздоровеет. Слушай, правда, что Богородица из тамбовских?
— Как будто.
— Где он живет?
— На Прямой, дом двадцать.
— Ну, пока. Мы увидимся еще. Но говорю тебе, как взрослому человеку: открой глаза, Андрей. Посмотри, что делается вокруг. По секрету: скоро на юге будет очень жарко. Понимаешь?
— Вот бы туда!
— А не поедешь! Ну? Если приглашу, поедешь?
Андрей задумался.
— Нет, — сказал он, — не поеду. Отца жаль. Старый он.
— Эх, вы. Ну, не осуждаю!
Лев ушел. Он спешил к Богородице: тот учился в вечерней смене и вот-вот должен был уйти в школу.
Читать дальше