Гремели разъединяемые сцепки — рабочие отцепляли цистерны и, наваливаясь на них тяжестью своих тел, толкали подальше от пожара.
Кругом летели искры, куски горящего дерева, железо с воем устремлялось вверх и падало, обжигая и раня людей.
Сергей Иванович в дымящейся тужурке подставил себя под струю воды, обожженная рука сразу заныла. Сторожев застонал, но тут послышался грохот паровоза, и он, забыв о боли, побежал к головной цистерне.
Около нее суетилось множество людей. Вода била по железу, шипела, пенилась.
— Прицепляй паровоз! — приказал Сторожев. — Живо!
Паровоз звякнул буферами и остановился. Из будки машиниста выскочил Карнаухов. Увидев обожженного Сергея Ивановича, он подскочил к нему.
— Здорово обжегся?
— Здорово!
Паровоз, рявкнув, тронулся с места. Цистерны были спасены.
Пожар через несколько минут ликвидировали — сгорело два вагона. Остальные удалось отстоять.
Сергей Иванович поговорил о чем-то с Алексеем Силычем, который командовал около состава, и направился на территорию завода. Демонстранты были на месте — никто не ушел, все ждали конца митинга, все знали, что закладка должна состояться.
Когда Сергей Иванович взошел на трибуну и снова поднял кирпич, люди запели «Интернационал».
Сергей Иванович снял шапку. Трубы оркестров подхватили гимн. Люди пели, освещенные колеблющимся желтоватым светом; лица их были суровы — песня звучала как клятва.
Когда все смолкло, Сергей Иванович сказал:
— Никто нам не помешает, ничья подлая рука не остановит нашу решимость строить жизнь по Ленину…
И ближние ряды демонстрантов услышали чавканье цемента — кирпич был положен на место.
Оркестры заиграли туш, загремело «ура».
Оно катилось по территории завода, замирало и снова катилось через площадь.
14
На территории завода, когда ее покинули демонстранты, остались Сергей Иванович, председатель городского Совета и еще несколько человек.
— И в городе света нет? — спросил Сергей Иванович. — Странно! Товарищи инженеры, что вы об этом скажете? Две машины в одну и ту же секунду выбыли из строя.
— Ничего не понимаю, — ответил небритый, мрачный человек в фуражке инженера. — Черт его знает, в чем дело. Нелепая история. Дня на четыре канитель.
К группе разговаривающих подошел Антон Антонович.
— Товарищ Сторожев, — сказал Антон Антонович, — это на вредительство похоже.
— Ну, ну, только не перегибать палку, — сказал Сергей Иванович. — Так вы говорите, — снова обратился он к небритому инженеру, — раньше как через четыре дня ничего нельзя сделать?
— Так точно! — по-военному ответил небритый.
— Это невозможно! — сказал Сергей Иванович. — Это немыслимо! А если дать на площадку ток с других машин?
— Останутся без тока торфоразработки и город. И «Светлотруд» придется остановить. Нет, раньше четырех дней не исправить.
— Что он говорит? — спросил Антон Антонович. — Это про какие такие четыре дня?
— Вот товарищ утверждает, что машины можно пустить только через четыре дня. Четыре дня депо будет стоять. И на этой территории — кончай работу.
— А не много ли? — спросил Антон Антонович. — Что так густо — четыре дня?
Инженер насмешливо улыбнулся.
— Если вы можете раньше сделать — в добрый час.
— И сделаем! — закричал Антон Антонович. — Подумаешь! Семен!
— Здесь.
— Павел Доронин дома?
— Видать, дома.
— Крой к нему, пускай соберет свою бригаду. А я со «Светлотруда» своих притащу. Поди-ка ты — четыре дня! — ворчал Антон Антонович.
— Желаю удачи! — буркнул инженер.
— Я бы попросил вас пойти с этими рабочими на электростанцию, — сказал Сергей Иванович. — Я очень прошу.
Тот пожал плечами.
— Пожалуйста! Но никаких гарантий…
— Конечно. Я вас прошу!
Сергей Иванович пожал ему руку. Инженер ушел вместе с Антоном Антоновичем.
15
С вокзального холма Сергей Иванович увидел шествие комсомольцев. Поток факельных огней заливал Коммунистическую улицу. Пламя скакало, переливалось, дрожало, огненная река медленно стекала по склону холма в город, который был погружен во тьму.
Сергей Иванович сел в машину, съездил домой, переоделся, забинтовал обожженную руку и поехал на торжественное заседание в городской театр.
На площади перед театром собралась огромнейшая толпа. Горели факелы. Люди танцевали, пели. На эстраде, сколоченной кое-как, выступала «Синяя блуза», ей восторженно аплодировали. В углу площади дед-раешник, забравшись на грузовик, потешал людей своей сказкой. Всюду — пиликанье гармошек, металлический стук бубнов, развеселая дробь плясунов.
Читать дальше