Борис Бурлак - Смена караулов

В ближнем из северных микрорайонов начиналась сборка очередного девятиэтажного дома на двести с лишним квартир. Оставив машину на обочине шоссе, Юрий наблюдал со стороны, как шел монтаж «с колес».

— Что, засмотрелись, Юрий Максимович? — бойко спросил его бригадир Никитин, разбитной человек лет пятидесяти.

— Во всяком случае, есть на что посмотреть, — сдержанно ответил Юрий.

— Это наш третий дом. На первые два мы затрачивали по три месяца, а этот соберем за два с половиной.

— Много ли у вас каменщиков, Петр Зиновьевич? — поинтересовался Юрий.

— Каменщиков? — переспросил Никитин. — Что это вы, Юрий Максимович, вдруг вспомнили о них?

— Из уважения к древней профессии.

— Я сам начинал каменщиком. Отец-то печник, так он сызмала обучал меня фигурной кладке. Но нынче не только печники, каменщики и те переводятся.

— Вот вам, Петр Зиновьевич, и мастерок в руки. Поговорите со своими ребятами, как они отнесутся.

— Что-то не пойму я вас, Юрий Максимович.

— Все очень престо. Городу нужны не одни дома, нужны Дворцы культуры, публичная библиотека, кинотеатры, художественный музей.

— А кто станет доводить до ума «небоскребы»?

— Найдутся желающие. Мы тоже будем строить такие в центре города, но там их будет немного.

— Теперь ясна ситуация. — Никитин понимающе улыбнулся, довольный тем, что главный инженер откровенно поделился планами на будущее.

А Юрию вся эта ситуация, вернее, пертурбация не сулила ничего хорошего. Вместо нескольких жилых массивов, где неплохо отлажен строительный конвейер, появятся десятки площадок, стесненных со всех сторон вековыми, старинными зданиями, которые надо сохранять. И на каждой площадке — свой объект, со своими архитектурными особенностями. Ну-ка, усмотри за всеми. А ведь любое оригинальное сооружение — кинотеатр или музей, библиотека или Дворец культуры — всегда под особым прицелом городского начальства: оно охотно инспектирует подобные стройки, не очень-то вникая в их специфику, по сравнению с поточным монтажом обыкновенных жилых домов. Затаскают по совещаниям. Тут уж не до повышенных обязательств, впору вытягивать план: то мастеров не хватит, то материалов для отделочных работ. Знай крутись, изворачивайся. Вся надежда на Платона Ефремовича с его пробивной силой. Он сам напросился в генподрядчики по реконструкции города, чтобы и старину сберечь, и окраины обновить. Неугомонный человек: не жалеет ни себя, ни других. Уж он-то спросит полной мерой и с вновь испеченного главного инженера треста. Отец, бывало, говорил: «Чтобы научить собаку плавать, надо ее бросить в воду. Выплывет — молодец, не выплывет — пусть на себя пеняет». Надо выплыть, непременно выплыть.

Как раз сегодня в восточном микрорайоне видавший виды мастер Остапенко подошел к Воеводину, церемонно поздравил его с повышением и добавил:

— Везет вам, Юрий Максимович.

— Вы о чем? — насторожился тот.

— Какая погода установилась, чудо! Работа жаркая, а работать не жарко. Чего не успеешь сделать за все длинное лето, обязательно наверстаешь за это, бабье! Слыхал, что скоро уйдем отсюда в центр. Есть бог на свете! Надоело карабкаться на верхотуре. — Остапенко мотнул головой в сторону каркаса шестнадцатиэтажного дома. — Поближе к земле — оно спокойнее, — добавил мастер. — Как вы считаете, Юрий Максимович?

— Из меня верхолаз не вышел бы.

— Ой ли! — хитро усмехнулся тот. — А забрались на этакую верхотуру.

— Как бы не сорваться без привычки, — сказал Юрий, направляясь к машине.

«Лукавый мужик, — подумал он. — Не случайно по старинке называет себя десятником. Любит испытывать словом. Но впереди испытание делом».

Юрий для себя решил: снять экскаваторы и самосвалы с Восточного жилого массива и, пока не поздно, пока действительно балует строителей это ненадежное бабье лето, начать вовсю готовить котлованы под новые объекты. Преемники треста не могут пожаловаться на малый задел: тут им всего остается вдоволь — и свежих котлованов, и выведенных под крышу «коробочек».

Он приехал сегодня домой пораньше. Дома у Воеводиных было пусто без Максима. К тому еще и Злата переселилась недавно в больницу. Юрий остался вдвоем с матерью. Она неузнаваемо осунулась, постарела. Всегда подвижная, легкая на ногу, она и ходить стала с какой-то опаской, точно боялась оступиться. Куда девалась ее в т о р а я молодость, по поводу которой любил шутить глава семьи… Теперь главой оказался Юрий.

Пытаясь отвлечь маму от горьких размышлений, Юрий завел сейчас разговор о своих делах. (Нельзя думать только о беде, так можно сойти с ума.) Елизавета Михайловна слушала и радовалась: как он со временем становится похожим на отца. Эта похожесть теперь словно бы усилилась. Или ее внимание к сыну обострилось до крайности? Она хотела о чем-то спросить его, но забыла и никак не могла вспомнить. Юрий понял, что ей трудно сосредоточиться и она лишь делает вид, что слушает его.