Петр Смычагин - Тихий гром. Книга третья

Рыжка снова помчался наметом. Собаки сперва замешкались возле подводы, потом догнали хозяина и шли с ним вровень. Еще не доскакав до колка саженей полтораста. Макар приметил на снегу возле норы какое-то странное пятно. Приударил в бока Рыжке и, подъезжая, разглядел околевшую лису.

Спрыгнул с седла, подступился к ней, и собаки тут как тут заюлили вокруг. Видать, не вытерпела рыжая адского удушья. Уже отравленная, вознамерилась она выбраться на волю, да еще больше отравы хватила. Морда у нее вся опаленная, волдыри на носу. А вата, вытолкнутая из норы, все еще чадит, не спеша догорает. Притоптал ее Макар и принялся шкурку снимать.

— И до чего же хитро жизня-то сотворена, — рассуждал Макар, ловко, орудуя ножом, — и гона никакого не получилось, и нору копать не пришлось, а лиса — вот она, в руках… Чудно!.. И опять же чудно, — удивился он своему открытию, — гона-то хотя совсем вроде бы и не было, а Рыжка, небось, верст около тридцати проскакал… Дак был все-таки гон али не было? — И, поразмыслив, сообразил: — Не было его для мине, а для Рыжки, выходит, был.

Приторочив шкурку, Макар нехотя поднялся в седло и, не раздумывая, направил коня в сторону хутора. Можно бы еще поискать гона — время есть, — но отчего-то и Дарья вспомнилась (ведь против воли отпустила она его на охоту), и этот дурацкий утренний случай с собакой, и встреча с Кириллом Дурановым показалась загадочной и недоброй. Впрочем, добра от него никто и не ждал. А вот пособирают остальных мужиков да на войну угонят, и останется он в хуторе безотчетным владыкой — чего захочет, то и сотворит. Дарья с таким соседом натерпится бед. Он ведь, ухабака, жалости к людям не знает: баба ему либо старик подвернется — не пощадит, коли план его на какое дело нацелен.

Рыжка охотно бежал веселой, ходкой рысью, а Макар то и дело перехватывал рукой надоевшие ему лом и лопату, да еще дубинка мешалась. Не раз подумал, будто бы оправдываясь перед собой, что с этаким хозяйством пускаться в гон никак невозможно.

У Даниных ворота нараспашку — только что Виктор Иванович заехал, еще и коня не распряг.

— Здорово, Виктор Иванович! — поприветствовал хозяина Макар, въезжая в распахнутые ворота. — Струмент я у вас брал, да не понадобился он мне.

— Здравствуй, Макар!.. Ох, волк тебя задави, да ты, знать, лису Дарье на воротник везешь! — воскликнул Виктор Иванович, распрягая Воронка и глядя на притороченную к седлу шкурку.

— Добрая, лиса подвернулась, — с гордостью ответил Макар. — А ты навроде бы колдун, Виктор Иванович, глянул и угадал сразу. Дарье нарек я эту лису, еще как на охоту сбирался…

И тут Макар совершенно неожиданно для себя — домой ведь торопился — сошел с коня, отнес лом и лопату на место, ворота затворил, а между тем рассказал про только что минувшие охотничьи похождения, помог Виктору Ивановичу сбрую с коня прибрать и сани на место водворить. А после того закурили они, стоя посреди двора, и Макар поведал о вчерашнем случае с Кестером. Хотелось ему знать не только, как отнесется к происшествию этот грамотный человек, но и что он думает о предположении Зурабова и Тихона.

— Неужли же взаправду Кестер шпиком к нам посажен? — заканчивая рассказ, дивился Макар. — Да за кем тут шпионить-то в хуторе? За Леонтием вон Шлыковым али за бабкой Пигаской, може?

Виктор Иванович, покручивая длинный шнурок уса, горько и лукаво улыбался, видя беспросветную наивность неглупого мужика. Прокашлялся он с передыхом и сказал:

— Слыхал, небось, как в народе сказывают: козла спереди бойся, коня — сзади, а злого человека — со всех сторон. Все может статься, Макарушка, по нонешним временам.

— Ну, спасибо, Виктор Иванович.

— Спасибо-то не за что, а поберечься не помешает.

— Да мне-то чего бояться — дальше фронта, небось, не ушлют, а Тихону, пожалуй что, и впрямь поостеречься надоть.

— Да и тебе, наверно, лучше не вызывать волка из колка. Дарья-то здесь останется. А вот как на фронт угодишь — не зевай там. Голову зря не толкай куда попало да к людям прислушивайся. За царя-батюшку голову отдавать все меньше охотников остается. Рухнет вся эта царская иерархия, Макарушка. Тогда вот, кажись, и постоять придется за Русь-матушку.

Многое хотел бы сказать Виктор Иванович темному этому мужику, да всего-то сказать нельзя. А все же расстались они друзьями. Каким-то подспудным сознанием понимал Макар, что человек этот многое знает из того, чего ему, Макару, знать не полагается, потому старался слова его запомнить да еще поразмыслить над ними.