Сергей Бетев - А фронт был далеко

Эти мысли отняли всего мгновения, но и они показались Ивану Артемьевичу вечностью. Костя немо стоял рядом. Федька Мальцев бледнел возле угольного бункера.

Иван Артемьевич тяжело поднялся на ноги, привычно взглянул на приборы: там все было еще в порядке, как будто ничего пока не случилось, даже вода держалась ближе к норме. Работали инжекторы.

Потом поглядел в окно. Там, в каком-то тумане, увидел все еще далекий горб подъема и почувствовал, как ему молотом бьет по вискам.

Костя стоял и ждал.

— Не знаешь, что надо делать? — хрипло спросил Иван Артемьевич.

— Не знаю.

— Я — тоже. Останавливаться надо. Тушиться.

— Нельзя же! Растянемся. А то и утащит!..

— Вот-вот: нельзя.

— Дядя Ваня, придумай!..

Придумывать было нечего. Если не останавливаться, выход был один.

— В топку надо идти, Костька… — выдавил из себя Иван Артемьевич. — Пробку забить.

Мгновения хватило на то, чтобы Костя понял все: можно пригасить огонь в топке, сбросить давление в котле, чтобы ослабить водяной напор, заклепать бродком отверстие пробки. Все это на ходу. Времени потребуется минута, может, две. Но как это сделает Артемьич?! Старый, грузный… Сейчас в топке кромешный ад: вода, пар, копоть — и все это сплошной вихрь, в котором повреждение можно найти только на ощупь…

Костя схватил Ивана Артемьевича за руки:

— Ты-то куда прешь?!.

И в это время паровоз, словно торопя их, вдруг раскатился дробью выхлопов в пробуксовке.

— Песочницу! — крикнул Иван Артемьевич, хотя Костя уже опередил его.

Иван Артемьевич взревел двумя короткими гудками, призывая на помощь Павла Глухова. Тот сразу откликнулся ему, Иван Артемьевич даже почувствовал толчок второго.

— Быстрее, дядя Ваня! — торопил Костя.

— Федька! Сымай сапоги, давай портянки! — крикнул Иван Артемьевич кочегару, а сам рвал уже свои.

Костя лихорадочно одевался. На нем оказался Федькин свитер и помимо своей куртка Ивана Артемьевича. Федька помогал ему обмотать портянками лицо. А Иван Артемьевич в это время задыхался возле топки. Уже был оттянут регулятор, сброшен пар, выключен сифон, закрыто поддувало. Иван Артемьевич орудовал лопатой, покрывая раскаленный уголь слоем свежего… И следил, как падает давление: девять, восемь, семь… Все еще мало!

Увидел, что Костя ждет уже одетый, стоит перед ним с бродком в одной руке, с маленькой кувалдой — в другой.

Иван Артемьевич подтянул шланг и стал обливать его водой. А сам торопился со словами:

— Ищи ее осторожно. Почуешь по тому, как тебя обожжет… А дальше только не ошибись: надо, чтобы бродок наверняка попал…

Отбросил шланг и швырнул поверх угля две доски, выкинутые Федькой из тендера.

— Ну что? — разогнулся перед Костей. — Не подведи, сынок. И будь осторожней… Иди.

— Пошел, — сказал Костя.

Он ловко просунул ноги навстречу жару, на мгновение задержался, нащупывая сапогами доски и тихонько проталкивая себя. Еще не разжав рукавиц на кромке отверстия, попробовал улыбнуться:

— Тепло…

И исчез внутри. Иван Артемьевич еще видел его секунду-две, а потом грохочущий мутный вихрь поглотил Костю.

Иван Артемьевич услышал, как гудит второй, взывая о поддержке. Крикнул Федьке:

— Дай два коротких!

Сам не отводил от топки. Он знал, что не услышит ни голоса Кости, ни ударов его кувалды, если даже Костя и сделает все, как надо. Он только отсчитывал сердцем секунды: сейчас Костя пролез через циркуляционные трубы, сейчас ищет пробку, вот нашел… теперь прилаживается… Ну!..

Ожидание становилось невыносимым. Прошла уже минута, а топка ревела по-прежнему. Иван Артемьевич почувствовал резь в глазах: пот заливал ему лицо… И в это время топка будто захлебнулась своим ревом, поперхнулась раз, другой и затихла. И почти тут же он увидел, как Костя ухватился за край топки, тяжело подтянулся.

— Тащите!.. — хотел крикнуть, а прохрипел он.

Костя как-то потяжелел. Иван Артемьевич с Федькой кое-как выволокли его через зев топки, повернув на спину, положили на пол. Вся одежда на нем парила. Иван Артемьевич облил его холодной водой с головы до ног и только тогда увидел через сбившуюся портянку лицо. Оно вздулось от пузырей…

— Не вижу ничего… — услышал Иван Артемьевич.

Он подсовывал ему под голову телогрейку, когда сотрясая все вокруг, зачастил в пробуксовке паровоз Пашки Глухова и заревел по-дикому.

Иван Артемьевич метнулся на свое место, дохнул под себя песком, толкнул регулятор, открыл поддувало и прогудел в ответ. Заорал на Федьку: