Сергей Бетев - А фронт был далеко

— Негусто.

— Да, негусто. Но могу уточнить: большинство нетормозных платформ легкие, четырехосные. А другие — восьмиосные. Это все новые платформы с усиленной тормозной системой. Они тяжелее и, естественно, сосредоточены в головной части состава…

— Как будет с экипировкой? У меня две трети тендера копейского угля, — сказал Иван Артемьевич. — Это солома.

— Загрузим карагандинским, — ответил начальник депо.

— А теперь хочу спросить своих товарищей… — Иван Артемьевич повернулся к купавинцам. — Кто со мной?

В кабинете снова наступила тишина.

Иван Артемьевич сел, раскурил потухшую трубку.

Поднялся Павел Глухов.

— Меня возьмешь, дядя Ваня? — спросил, казалось, не очень уверенно.

Не вставая, Иван Артемьевич обернулся к нему:

— Тебя и ждал, Паша.

— Тогда по местам, товарищи! — заторопился начальник депо, словно боялся, что машинисты передумают.

…Через двадцать минут Иван Артемьевич и Павел Глухов вывели паровозы на контрольную. В нарощенных деревянными щитами тендерах горой лоснился уголь.

Иван Артемьевич, увидев начальство, спустился из будки. Подошел и Павел.

— Готовы? — спросили их.

— Готовы, — отозвался Иван Артемьевич.

— Я забыл спросить на совещании… — подал голос Глухов.

— Что у вас?

— А насчет дежурного толкача в Катайске не думали? Там ведь перед большим подъемом держат.

— Думали, но…

— Не надо, — отмахнулся Иван Артемьевич. И, повернувшись к Павлу, сказал: — Ты что, забыл, как им пользовались?

— Как?

— Только когда с места брали, — вмешался высунувшийся из будки Костя. — А нам зеленый дают. Нам с разбегу самим лучше без всякого толкача.

— Зеленый вам обеспечен, — заверили их тут же.

— Не о толкаче думать надо, а о воде, — сказал Иван Артемьевич.

— Вам только с подъема выбраться. Если будет плохо с водой, на любой водозаборной станции жезл не принимайте, а делайте остановку. На подъем хватит?

— Дотянем. Нас же двое… — И опять к Павлу: — Ты, Паша, приэкономь воду-то за моей спиной. А я дам знать, если меня прижмет… — И вдруг заторопился, показав вперед на стрелочницу: — Вишь, нам машет.

— Счастливого! — крикнули снизу.

…Через десять минут над станцией взметнулись поочередно два длинных гудка.

Иван Артемьевич смотрел не вперед, а на Павла Глухова, торчавшего из своей будки. Еще становясь под состав, Иван Артемьевич подсыпал песочку и сейчас плавно тронул машину. Напряженным слухом проводил к середине состава перестук натянутой сцепки, легонько махнул Павлу и сразу почувствовал, как второй включился в тягу.

Огромный состав тронулся с осанкой пассажирского поезда и не торопясь потянулся к выходным стрелкам…

Эшелон ходко вырвался на простор, и на первой же кривой с небольшим уклоном Иван Артемьевич увидел его полностью от головы до хвоста. Гигантской змеей вытянулся он почти на километр. Зачехленные танки на платформах загадочными темными глыбами картинно выделялись на фоне молодой зелени перелесков и полей. Иван Артемьевич хорошо знал эти первые километры от Шадринска. Впереди на полчаса хода были только небольшие уклоны. Поэтому он слегка придерживал состав, а Павел Глухов не включался вовсе.

День разгуливался погожий и — по всему видно — жаркий.

Иван Артемьевич снял фуражку, подставив лицо легкому ветерку, навалился на подлокотник окошка. Изредка взглядывал через плечо: Пашка Глухов тоже торчал из окна, не спуская глаз с первого.

Напряжение всегда молодило Ивана Артемьевича. Каждый раз, когда попадал в крутые переплеты, как будто другой человек вселялся в него. Казалось ему даже, что в такие моменты голова, мозги напрочь отключались, а действовали только руки. Позднее перестал так думать. Может, потому, что много учил других, учил понимать машину умом и сердцем, а руки — подчиняться. А самого себя так и не уразумел. Вот и сейчас он не сознаньем, а всем существом своим чувствовал за спиной тяжелый состав, как это бывает с путником, на плечах которого лежит непривычная ноша. Иногда она давит неудобно, гнет тебя книзу, заставляя напрягаться по-особому, а то клонит вбок, заставляя приспосабливаться к ней. И на этот раз на небольших уклонах он сразу ощутил, когда раз-другой состав заметно надавил на него сзади.

Иван Артемьевич усмехнулся про себя:

— Норовист, однако…

И как бы стараясь освободиться от излишних забот, не желая, чтобы эшелон угнетал его с самого начала, Иван Артемьевич старался немного поразвлечь себя.