Борис Леонов - Солдаты мира

— Здорово? — спрашивает Валерий. — Ты слушай, слушай…

«Никогда не подумал бы, что начну скучать по небу. Дома этого неба сколько хочешь. Лежишь на траве и смотришь, смотришь на облака. А потом и вовсе не замечаешь, особенно в городе — из-за домов неба не видно, или просто забываешь о нем. Здесь, на подводной лодке, небо совсем маленькое, величиной с люк. Знаешь, как хочется выглянуть!..»

Я слушаю Валерия, и перед моими глазами встает наш подмосковный лес: по дубраве, по березняку, по ольшанику мы переходим с Борисом словно из огромной зеленой залы в другую. Леса — вдоволь, неба — вдоволь! Борис и сейчас сам себе хозяин — куда хочу, туда иду. А где-то в черных глубинах океана — хоть глаз коли — брат Валерия смотрит на люк и мечтает о кусочке неба.

— Так что у нас не служба, а рай, — итожит Валерий.

Что он этим хочет сказать? И письмо ведь не зря прочитал, с каким-то намеком…

— Но и мы, — Валерий словно бы спохватывается, — и мы кое-что из себя представляем. Как говорит командир, ходим на самых острых фарватерах.

«Интересно, — думаю я, — а как же подводники возлагают венки? Ведь для этого надо всплывать?..»

— Да уж что и говорить, — поддакиваю я, — бачковые из нас получатся что надо!

— Тебе не повезло, — вздыхает Валерий. — И крепко не повезло… Вот я, когда выходил в первый раз, сразу нарвался на нарушителя.

Я знаю, что «в первый раз» было всего две недели назад. Валерий пришел на корабль на один поход раньше меня. Сейчас он считается заправским акустиком. «Из гармонистов всегда получаются талантливые акустики», — сказал как-то командир. И эту фразу Валерий носит с тех пор, как медаль.

— Да, полнейшая, кореш, невезуха. Вот мы в прошлый раз…

Слова «в прошлый раз» я слышал и от Афанасьева, который вступительной этой фразой поведал о случае годичной давности, и от штурманского электрика, рассказавшего историю не первой свежести. Но вот что сразу бросалось в глаза: никто из рассказчиков не выпячивал себя. В любом случае в центре эпизода оказывался Алексей Иванович.

— Так вот, — говорит Валерий, — в прошлый раз, перед твоим приходом на корабль, Афанасьев обнаружил на экране цель, и мы пошли на сближение. Сначала увидели на горизонте дым, а потом уже корабль — им оказался греческий сейнер. Попал сразу в две неприятности. Первая: якобы случайно зашел в наши воды, а другая — пожар. Смотрим: из дверей и иллюминаторов бьет пламя. Греки столпились на корме, по-своему что-то кричат. И без переводчика ясно: «Караул!» Перетащили мы их к себе на борт. Командир построил нас на палубе и спрашивает: «Кто пойдет на сейнер — шаг вперед!» Шагнули, разумеется, все. Но капитан-лейтенант взял с собой только двоих. Запустили выносной пожарный насос. Те наши трое то и дело выскакивали из отсеков, бушлаты друг на друге гасят — задымились уже. Видим, троим не управиться. Тогда командир разрешил другим добровольцам. Спасли судно… После собрал нас командир в кубрике. «Вот, — говорит, — система: вы спасли сейнер, жизнями рисковали, а капитан недоволен — страховку теперь но получит. И вообще не поймешь, кто у них за начальника». Командир сразу обратил внимание, что капитан перед одним из своих матросов в струнку вытягивается. Может, переодетый шеф разведки. Зоркий у нас командир.

— Тимошин, к командиру! — пробасил вдруг динамик.

Через минуту я был в знакомой каюте. Командир выглядел озабоченным.

— Вот что, Тимошин, — сказал он, — у нас тут прихворнул сигнальщик, подмените его на наблюдательной вахте.

Оказывается, кок затемпературил. Тот, который еще и сигнальщик. Недомогал в базе, но скрыл, не хотел оставаться на берегу.

«Очередной смене приготовиться на вахту!» Это и для нас с Валерием. Только он будет «смотреть» сквозь воду, слушать свой горизонт. А мне на мостик. «Подыши там и на мою долю», — попросил Афанасьев.

И вот я наверху. И признаться, но в восторге. Что такое наблюдатель правого борта? Древнеморской способ: сиди с биноклем и пяль глаза на воду. То ли дело экран локатора. Современность. Ни туман, ни темень не скроют нарушителя. Или вахта акустика: сидишь в наушниках в рубке, а «видишь» горизонт на много миль вокруг. Невидимые импульсы прошивают насквозь морскую толщу и, как посыльные, возвращаются на корабль. «Горизонт чист», — словно докладывают они, если ничего не встретили на своем пути. Но если наткнулись на корабль или подводную лодку, так «запоют», что опытному акустику ясно, кто и каким курсом торопится к нам в гости. В общем, сплошная наука и техника. А тут — бинокль, жалкий потомок подзорной трубы Колумба. Бинокль старый, в царапинах. Черная краска, когда-то лаково блестевшая на его корпусе, пооблезла, захватанная многими руками. Наверное, нарочно утиль дали: чего доброго, уронит, мол, салажонок в море. Но, приложив окуляры к глазам, я увидел, что ошибся. Сначала туманно, а потом, стоило лишь чуть крутнуть на резкость, и волны, казалось, брызнули в стекла. Далекий для простого глаза горизонт теперь качнулся рядом, море как бы растеклось шире.