Борис Изюмский - Призвание

Сергей Иванович взял в руки журнал своего класса. Он особенно любил этот день, любил вот так, открыв журнал, различать за шеренгами отметок лица и характеры. У каждого свой.

Проставив отметки, Кремлев вышел из учительской. В коридоре уже висела свежая стенная газета. Во всю ширь ее, на алой ленте надпись: «На пороге нового года». В глаза бросились заголовки: «Я буду впервые голосовать». «Мечты вслух». На видном месте красовалось стихотворение, посвященное Серафиме Михайловне:

«Это кто же поэт?»— полюбопытствовал Сергей Иванович и широко открыл глаза от удивления: под стихотворением стояла подпись: Анатолий Плотников.

…К восьми часам вечера, кануна нового года, в школу стали сходиться учителя и их семьи.

В актовом зале расставили стулья вдоль стен. Корсунов подсел к роялю и начал играть вальс.

Географ Петр Васильевич, подскочив к «француженке», пророкотал:

— Р-разрешите пригласить…

Капитолина Игнатьевна милостиво улыбнулась и поднялась. На ней было яркозеленое платье с огромной серебряной брошью в виде бухарского щита.

Розовощекий Анатолий Леонидович закружился в вальсе — с высокой седой женой географа. Немного по-старомодному, подскакивая, танцевал Волин с супругой. Ее волосы подобраны на затылке так, что походят на широкий гладкий гребень. В уголке зала сидит Бокова с сыном, — он получил отпуск на две недели. У него точно такие, как у Серафимы Михайловны, живые карие глаза на смуглом лице, небольшие губы, немного вздернутый нос.

— Хорошо у вас, мама, дружно, — прошептал он на ухо матери.

— На том стоим!

— Мама, мы вместе поедем, — обязательно! Я тебя до самой Москвы провожу, а сам дальше, в училище поеду.

— Вот и замечательно, Сашенька!

— А сердце неспокойно, скажи откровенно, неспокойно? — допытывался он, заглядывая ей в глаза.

— Неспокойно, — признается мать.

Яков Яковлевич, решительно сняв и снова надев очки, подхватил Рудину, и они понеслись по залу.

Корсунов все играл и играл, откинув голову назад, приподняв вверх улыбающееся лицо.

Люся в длинном платье мышиного цвета, с рядом пуговиц на спине от шеи до талии, сидела возле мужа со скучающим видом.

Кремлев подвел к стулу Лукерью Ивановну в длинной до пола юбке и теплом пуховом платке на плечах, посадил ее радом с Фомой Никитичем.

— Жизнь, уважаемый Сидор Сидорович, свое играет.

— Факт, — степенно соглашается Савелов, да к тому же у нас тонкое производство, — повторил он свою любимую.

Анна Васильевна и Сергей Иванович отошли немного в сторону, к большому окну; мороз разрисовал стекло пальмами.

Волин, увидя на Сергее Ивановиче синий костюм, добродушно подумал: «От схимы отрешился».

Кремлев заметил взволнованность Анны Васильевны и посмотрел на нее вопросительно.

— Час тому назад, — зашептала она доверчиво, — подошел ко мне Балашов и говорит: «Поверьте мне, если можете, то, что было, все из-за моего глупого мальчишества!»

Сергей Иванович чуть заметно улыбнулся:

— Вот видите, а вы тогда ультиматум предъявили: «Или я, или он!» А выходит, — и вы и он. — И неожиданно для Анны Васильевны добавил:

— Наталья Николаевна вчера спрашивала, почему вы к нам больше не приходите?

Анна Васильевна встрепенулась, словно хотела спросить: «А можно?» Глаза ее светились таким нестерпимым, брызжущим светом, так сияли, что Сергею Ивановичу трудно было долго глядеть в них, а хотелось глядеть, не отрываясь.

Ему сейчас было особенно хорошо. Всего четыре месяца назад пришел он в школу, а ощущение такое, словно он давным давно знает всех этих людей, ставших такими близкими.

«Четыре месяца… И будто ничего особенного не сделано… Обычный труд… Но если вдуматься, как много важного произошло! На поверхности вроде бы ничего приметного. Ну, учатся. Ну, учим. А вглядеться внимательно: глубинный-то процесс идет!»

Рядом стояла Анна Васильевна, и это тоже приносило радость, а завтра жизнь будет еще интереснее. «Прекрасное это чувство — ждать с нетерпением завтра», — думал Сергей Иванович.

Словно прочитав его мысли, Анна Васильевна оказала:

— Герцен когда-то писал, что хронического счастья нет, как нет льда нетающего. Это неправда!

— Конечно, неправда! — согласился Сергей Иванович. — Каждый день приносит счастье.

В соседней комнате был накрыт длинный стол, шутя начали рассаживаться за ним.