Борис Изюмский: Небо остается...

А это убожество с одеждой! Мама переделала старый отцовский пиджак в жакет для Лили, карман на нем оказался с правой стороны.

С наступлением темноты она пыталась спать, но сон не шел. Тревожила неопределенность на фронте. И беды вокруг: получив похоронку на мужа, тетя Настя почернела, потеряла голос от рыданий. Заболела цингой мама… Да когда же всему этому конец?!

В июле пришла радостная весть: Советская Армия, начав наступление на Орловско-Курском направлении, заняла 110 населенных пунктов.

Лиля по этому поводу устроила в квартире генеральную уборку, долго играла, пела «Темную ночь», а потом, отправилась в кино.

Ее потрясла игра Марецкой в фильме «Она защищает Родину». Прямо душу перевернула.

Ждали еще две радости: письмо из госпиталя от папы — обещал приехать на побывку. И письмо «с того света» — от Левы. Оказывается, он сейчас в армии. Начиналось письмо словом «Дорогая», а кончалось — «Целую».

…В школе новые ученики, новые учителя. Усиленно поговаривали, что с этого года обучение станет раздельным, а их школа — девчачьей, с такими предметами, как кулинария, рукоделие. Этого еще не хватало!

Она решила сразу по окончании девятого класса пойти на подготовительные шестимесячные курсы инженерно-строительного института. После этих курсов в институт принимали без экзаменов. К тому же курсантам выдавали стипендию, рабочую продуктовую карточку, прикрепляли к столовой. Хотелось наверстать упущенное время, поддержать маму.

Клавдия Евгеньевна, заподозрив жертвенность, подняла шум:

«Зачем? Я спрашиваю — зачем?» Но Лилия была непреклонна.

— Папа одобрит мое решение, — твердо сказала она.

Лиля сделала на дому у знаменитого мастера Миртова шестимесячную завивку и сразу стала выглядеть взрослой.

Стеллу она встретила возле парка Горького. На той безупречно сидело платье из шотландки в голубую клетку, тонкие ремешки облегали красивые ноги.

Лиля хотела пройти мимо, сделать вид, что не узнала, но Стелла сама подошла, проговорила просительно:

— Здравствуй, Зикзюша.

У Новожиловой было хорошее настроение — только что она узнала о зачислении на подготовительные курсы, — и ей не хотелось его портить.

— Здравствуй, коли не шутишь, — сказала она неприязненно.

Лагутина побледнела.

— А я уезжаю из Ростова. Десятый класс буду кончать в другом городе.

— А как твой фриц поживает? — непримиримо спросила Новожилова.

Стелла расплакалась. От жалости к себе? Или от стыда?

— Какая ты жестокая, — сказала она тихо, — я тебя прошу… в память о старой дружбе… зайдем на минутку к нам. Мама будет рада.

Зачем — им это? Может быть, боятся, что я их выдам? Хотят усыпить, задобрить… Или устыдились своего поведения? Заговорила совесть?

Внутренне кляня себя за беспринципность, Новожилова согласилась зайти. Все-таки подруга детства…

Тот же дом и та же дверь, открытая на веранду, увитую диким виноградом, где тогда — это казалось кошмарным сном — сидели три немца, а вокруг них танцевали эти дамы.

Ирина Георгиевна нисколько не изменилась: холеное лицо, золотой кулон покоится в ложбинке на груди! Лилиной маме столько же лет, но она выглядела бы старушкой рядом с этой пышной дамой на высоких каблуках.

Противно залебезила:

— Лилечка, Лилечка, как хорошо, что ты пришла… все же привязанность юной поры… это навсегда… А наш папа будет служить в другом городе…

Она не оказала где, наверно, опасаясь, как бы туда не потянулся «хвост» ростовской жизни.

Потом принесла на мелкой тарелке огромный кусок белого хлеба, намазанный сливочным маслом.

— Угощайся, деточка.

Какая подлость: люди живут впроголодь, а они…

— Спасибо, я сыта…

Посидела еще немного, для приличия, и поднялась.

— Я не буду желать вам успеха на новом месте… Спокойна за вас, — и ушла, провожаемая их испуганными взглядами.

Нет у нее подруги. Нет и не было.

Лева появился нежданно-негаданно — проездом. Из воротника армейской гимнастерки торчала длинная шея. Лиля бросилась обнимать его:

— Жив курилка?!

— Жив, — сдержанно улыбнулся Лева.

С трудом, словно через силу, рассказал он, как уполз ночью из могилы Змиевской балки, где осталась расстрелянная мать.

Под вечер вместе пошли в парк. Осенний туман затопил низины. Парк был пустынным, влажно Темнели скамьи, на секунду зажглись и пугливо потухли лампы фонарей. Шли рядом, словно боясь прикоснуться друг к другу, и все помнили тот летучий поцелуй в бесконечно далеком детстве.