Гитлеровцы, видимо, готовились к последнему броску, некоторые были уже в двадцати — тридцати шагах. Шпагин видел их лица с низко надвинутыми касками, офицер с длинным красным лицом размахивал пистолетом и хрипло кричал, подгоняя солдат, словно лаял: «Vorwarts! Vorwarts!» [1] Вперед! Вперед!
Шпагину стало ясно, что через несколько минут они пойдут врукопашную — им не оставалось ничего другого, чтобы пробиться в лощину. Схватка будет тяжелая: в живых оставалось всего девять человек, из них Молев и Корушкин были ранены, патроны и гранаты на исходе.
«Правильно ли я делаю, приказывая солдатам стоять здесь до последнего?» — спрашивал себя Шпагин. О себе он не думал, но ведь он отвечал за жизнь солдат. Можно было, конечно, сделать попытку пробиться по ходу сообщения назад, но ведь это значило оставить позицию, отступить...
Он посмотрел на Скибу и прочитал в его главах молчаливый вопрос: «Что ты решил делать? Не колеблешься ли ты?» И тогда, набрав в грудь воздуха, он с чувством облегчения, на одном выдохе, крикнул: «Ребята! Отступать не будем!» — и тут же увидел вспыхнувшую в глазах Скибы радость: именно такого решения ждал от него замполит.
Состояние необычайной ясности и спокойствия охватило Шпагина. Он до мельчайших подробностей видел все, что происходило вокруг: и как Квашнин, тяжело навалившись на край окопа, стрелял из пулемета, и как раненый Корушкин, превозмогая боль —это видно было по его лицу, — подавал гранаты Болдыреву, и как у стрелявших солдат из автоматных затворов веером вылетали стреляные гильзы; он заметил даже, что у немецкого офицера на левом плече не было пуговицы и погон у него болтался...
«Шаг назад — смерть! Вперед два, три, десять шагов — позволяю!» — вспомнилась Шпагину врезавшаяся на всю жизнь в память фраза Суворова — стремительная, как взмах клинка. «Да, нельзя ждать, покуда немцы ворвутся в траншею, надо опередить их — вот как Корушкин сейчас с гранатой».
Шпагин разбил солдат на три группы, распределил оставшиеся патроны, гранаты. Корушкин, которого он оставил в группе прикрытия, попросил разрешения идти с ним:
— Связной всегда с командиром должен быть...
Шпагин посмотрел на Корушкина: его круглое, спокойное, всегда улыбающееся лицо было сейчас серьезным и хмурым. Шпагин настолько привык к безропотной службе Корушкина — он в любое время дня и ночи готов был идти с донесением или с приказанием, сопровождать Шпагина в атаке, всегда был в ровном расположении духа, и Шпагин как-то не задумывался: когда Корушкин спит, ест, успевает отдыхать. И сейчас его удивила настойчивая просьба Корушкина, и в один миг он понял его лучше, чем за многие месяцы. Он обнял его и растроганно сказал:
— Но ты же ранен, Митя, тебе трудно будет со мной!
Шпагин оглядел солдат, поднял глаза на солнце, мутным желтым пятном проступавшее в белесом морозном тумане (он заметил, что в это время часы его показывали пятнадцать минут двенадцатого), присоединил к автомату магазин, отвел затвор, поставил ногу на патронный ящик и одним резким движением выскочил из траншеи.
На мгновение он потерял ощущение времени и места, будто взглянул на происходящее откуда-то с громадной высоты.
Он хотел крикнуть солдатам какую-то команду, но в этот момент в его мозгу одновременно проносилось, сплеталось и сталкивалось, высекая молнии, столько разноречивых мыслей, что из его горла вырвался просто низкий протяжный рев:
— А-а-а-а!
Одну за другой он швырнул две гранаты, в упор хлестнул свинцовой плетью автомата по немецким солдатам, лежавшим на снегу, и побежал напрямик к дзоту; за ним бежали Болдырев с ручным пулеметом наперевес и Аспанов с коробками снаряженных дисков.
В несколько прыжков они достигли дзота. Шпагин рванул дверь и швырнул в темный проем гранату: двое немцев в дзоте были убиты сразу, третьего прикончил Болдырев. В дзоте оставался исправный «максим» и запас патронов; Болдырев тут же открыл огонь. Дзот стоял на пригорке и простреливал лощину и все подступы к первому взводу. Среди немцев поднялась паника, они стали отползать. Шпагин и Аспанов, стреляя на ходу, побежали по траншее назад и через несколько шагов встретили немцев, отходивших под натиском группы Скибы. Зажатые с двух сторон в узкой траншее, немцы были уничтожены, траншея по всей длине до самого дзота была свободна.
Положение группы Шпагина значительно улучшилось. Огнем из дзота группа не подпускала немцев к траншее и даже отрезала тех, которые раньше прорвались в тыл
Читать дальше