Ян Винецкий - Отчий дом

Данилка был на голову ниже Пети, хотя обоим исполнилось по шестнадцати лет. С легкой руки Зарайского Данилку стали звать «хохлом», придавая этому унизительный смысл.

— дразнили кадеты.

Данилка, вообще не робкий, чувствовал себя затравленным и самым последним в классе. Недавно вызвал его учитель русской словесности, туговатый на ухо старик Истомин:

— Ну-ка, прочитайте мне, великолепный, стихотворение Лермонтова «Ангел».

Когда Истомин бывал в хорошем расположении духа, он всех звал «великолепными».

Данилка, твердо выучив стихотворение, обернулся к классу и начал:

В это время «Жираф» сделал рожу и негромко проскандировал:

Данилка побледнел так, что темные глаза его теперь, казались угольками. Он опустил голову и умолк.

— Ну-с, дальше, великолепный, — пригласил Истомин, удивленный остановкой. Но Данилка молчал, вобрав голову в плечи.

— Коротка у вас память, великолепный!

Весь класс с трудом сдерживал хохот. «Жираф» спрятал голову под пюпитр парты и всем было видно, как дергались его плечи.

Данилка тщетно силился вспомнить продолжение стиха. Он не знал, как унять обиду.

— Садитесь, — недовольно проговорил Истомин. — В преддверии выпускных экзаменов не знать более двух строк Лермонтова!

Данилка со слезами на глазах пошел на свое место… Вдруг с задней парты, с «камчатки», поднялся Нестеров.

— Подлецы! — гневно воскликнул он, поглядев на «Жирафа» и Зарайского.

— Что ты сказал? — спросил Истомин. «Ты» предвещало резкую перемену настроения.

— Придержи язык за зубами! — негромко, но угрожающе бросил Зарайский.

— Я хочу сказать, — почти кричал Нестеров, — что недостойно издеваться над своим товарищем только за то, что он другой народности!

— Ка-акая чушь! — возмущенно пропел Истомин. — Кто издевается?

— Все! — крикнул Нестеров.

В это время прозвучала труба и «Великолепный» повел Петю к офицеру-воспитателю.

— Только уважая память покойного Николая Федоровича и отдавая должное твоему прилежанию в учении, не наказываю за проявленное сумасбродство, — сказал штабс-капитан, выслушав объяснение Пети. — Кстати, мне доложили, что вчера на второй обедне регент вывел тебя за ухо из церкви.

— Заступиться за товарища… когда… его незаслуженно обижают, вы называете сумасбродством!

— Кадет Нестеров! — вспыхнул штабс-капитан. — Ты дурно ведешь себя. Марш отсюда!..

После этого случая насмешки и подтрунивания над Данилкой стали еще более частыми. Третьего дня подняли по тревоге седьмой класс, и оказалось, что у Данилки исчез левый сапог. Так и пришлось ему встать в строй с одной босой ногой под вкрадчивый хохоток кадетов.

А сегодня Данилка рассказал своему другу, что Васька Лузгин вызвал его драться на кулаках.

— Когда? — спросил Петя, нахмурясь.

— Нынче же ночью, после отбоя. В уборной.

— Не ходи.

— Меня прозовут трусом… — пробормотал Данилка.

— О драке станет известно в корпусе и тебя исключат. За нас с тобой некому заступиться.

— Что же делать? — спросил Данилка, в отчаянии кося узкими черными глазами. Его лицо выражало растерянность и одновременно мрачную решимость. — Нет! Будь что будет, а я пойду.

— Брось петушиться! Потерпи. Осталось немного. А окончим корпус — посчитаемся с ними.

В гимнастическом зале друзья на двух турниках одновременно делали склепки, перевороты, только «солнце» не давалось Данилке и он с завистливым восхищением смотрел, как Петя на вытянутых руках крутил «небесное светило»…

Вечером Петя читал книгу о путешествиях Васко дэ Гама (мать Пети любила смешить детей и звала португальца на русский лад — Васька Дагамов).

Воображение рисовало картины одну страшнее другой. Шторм бушует четвертые сутки, бросая на утлую каравеллу тысячепудовые волны. Матросы уже потеряли счет океанским бурям, но такой свирепой, как эта, им еще не доводилось испытывать.

Шкипер и кормчий явились к Васко дэ Гама, доложили, что они не ручаются за корабль: обшивка его расшаталась, течь стала угрожающей. Васко дэ Гама ответил:

«Отплывая от Лиссабона, я поклялся не поворачивать назад. Всех, кто еще заикнется об этом, — выброшу за борт!»

Вспыхнул мятеж. Матросы требовали вернуться назад, в Португалию. Васко дэ Гама арестовал шкипера и кормчего, отобрал у них навигационные приборы. Потом вышел на трап и, освещаемый молниями, обдаваемый холодными волнами, сказал: