Александр Андреев - Спокойных не будет

Трифон пробрался на свое место за столом — в угол.

— Вот опять мы все вместе — как прежде, в общежитии. Недостает только сестры человеческой, тети Даши.

Анка отозвалась негромко и с грустью:

— Скажите пожалуйста! Времени прошло самая малость, а столько всего случилось: пробились по тайге к Гордому мысу, в стужу, заложили новую ГЭС, людей новых узнали... И вообще, на много лет старше стали как будто... — Под словами «старше стали» она имела в виду прежде всего себя, но промолчала об этом, и Елена Белая, чтобы отвлечь ее от навязчивых мыслей, обняла и привела к столу.

— Не думай об этом, Аня, ничего мы не постарели, молодеем с каждым днем. Женя из Москвы всяческой вкуснотищи привезла. Поглядите-ка! Черная икра, семга, трюфели, торт... Знает, что ты любишь.

— Спасибо, Женечка,— сказала Анка, беспричинно передвигая по столу тарелки с закусками.— Мы это и в Москве-то редко видели, на праздники только.

— Мама в институте достала, через буфет,— объяснила Женя, почему-то смущаясь. Она невольно ощущала неловкость оттого, что в свое время не поехала с нами, и сейчас, очутившись здесь, чувствовала себя чужой, «временной».— Какие-то вы странные все, ребята, какие-то не такие. Солидные!..

Трифон Будорагин ответил, приосанясь:

— Это оттого, Женя, что мы несем на своих плечах важные государственные обязанности. Сразу видно, что мы люди добротной комсомольской породы. Мы шагаем впереди, а за нами следуют уже те, кто помельче, послабее. Правда, в дороге отбился от нас один, Серега Климов,— помнишь такого? — пустился по сибирским стройкам искать, где рубль подлиннее. А в остальном держим стяг высоко, надежно.

— Замолчи,— сказала Анка.— Возгордился! Грудь колесом — и пошел хвалиться.

— Ты его не одергивай, Анночка.— Петр глядел на Трифона как будто с гордостью.— Он толковые вещи говорит. Он умнеет у нас с каждым днем. Значительной личностью становится. Скоро в партию принимать будем. Я уже рекомендацию заготовил...

— Ты слышишь, Анка? — Трифон ухмылялся, важничая.— Теперь ты от своих командирских замашек откажешься. Теперь мной не покомандуешь: на три головы выше тебя буду.— Он обратился к Жене: — Ты слышала, что сказал Петр? Значительной личностью! В Москве был бы я такой личностью? Как бы не так! Там значительными хоть пруд пруди! Когда-то дойдет до тебя очередь!..

Женя огорченно вздохнула.

— Хоть я и в Москве живу, а какая из меня личность, Трифон!

Петр возразил шутливо:

— Не скажи. Ты, Женечка, наш полпред в столице. Это важная житейская миссия.

— Разве что... — Женя, опустив голову, замолчала, разглаживая пальцами складку на подоле платья. Чувство неловкости витало, подобно легкому облачку, и это облачко могло превратиться в тучу и разразиться над Женей грозой. И Женя испуганно ждала ее. Ждала возгласа, нешуточного, справедливого:

— Судить ее!

Я знал точно, что в час суда она признала бы себя виновной. Наверняка расплакалась бы...

Выручила ее Катя Проталина. Как всегда, она влетела в избушку, звонкая и бурная, будто речная стремнина. Запнулась у порога, увидев Женю, выждала немного и заявила ей по-свойски, как подружке:

— Теперь, без студенческой спецовки, ты больше подходишь Алеше.— Она как будто торжествовала, приведя Женю в смущение, даже в замешательство. Подойдя к Петру, спросила: — Говорят, вы приступили к возведению перемычки?

— Приступили,— ответил Петр.

Катя жила интересами наших бригад, и это ей нравилось.

— Поздравляю.

— Спасибо. Ты почему не была в обед, а увальня своего прислала?

Она засмеялась:

— Он хороший, Федя, послушный... А я занята была весь день. За продуктами ездила, готовила. Иностранных путешественников принимала и угощала. На английском языке изъяснялась. Плохо, конечно, но поняли друг друга. И удивились: в фанерном сарае, в сибирской глухомани подавальщица — и вдруг на английском с ними. Выложила все, что знала. И вообще, вела себя так, как будто приехали они сюда не из Англии, а из нашей Калуги.

Петр одобрил:

— Молодец, Проталинка! Так и держись.

— У вас икра! — Катя с неподдельным восхищением оглядела стол.— Ты привезла, Женя?

— Да.

— Дайте лизнуть хоть разок.

— Садись,— пригласил Петр.— Будем делить. Ты получишь свою долю.

— Сейчас.— Катя села на лавку возле меня, позвала Елену и прошептала, когда Елена склонилась над ней.— Опять заходил тот бородатый, Аркадием вы его называли. Про вас спрашивал.

— Что именно?

— Знаю ли я вас. И где вы живете. Я сказала, что знаю. Вышла из столовой и указала, где стоит ваш домик. Потом поняла, что не надо было этого делать.