Василий Еловских - В родных местах

На одном из собраний председатель завкома обрушился на Земерова: «Человек с психологией предпринимателя… Стяжатель… Индивидуалист… Пережитки капитализма… В потенции это очень опасные люди…» Ничто не обидело Семена так, как слово «в потенции». Он не знал, что значит на простом языке эта «потенция», но догадывался, что речь идет о его будущем.

Семен работал теперь еще больше, с какой-то озлобленностью даже, ложась в постель только часа на четыре-пять — сон не шел к нему.

«В потенции». Пусть буду такой».

Он достроил веранду на Луговой, обладил свинарник, покрыл крольчатник железом, хотя и старым, но еще годным, выторгованным Пелагеей Сергеевной у какого-то мужика, собиравшего металлический лом, заменил в рамах надтреснутые стекла, вместе с матерью насолил и намариновал всякой всячины огородной. Поколебался было, но все же купил козу и сделал ей скоренько насыпной, из горбылей, хлевок. Сена приобрел в деревне, в сорока километрах от города. Обмерил поленницы и ужаснулся: может не хватить дровишек до лета — все же два таких больших дома, лучше жить с запасом, запас карман не тянет. Долготье на лесобазе продавали сырое (прямо из реки) и к тому же сучковатое. Когда он торопливо складывал последние расколотые им поленья, у него тряслись от напряжения руки и подгибались колени. «Пусть буду такой».

Земеров начал брать мелкие подряды: делал рамы, ремонтировал ворота, двери, крылечки и даже однажды сложил печку в бане, хотя в печном деле был не силен. Заказчиков находила Пелагея Сергеевна и таких, которые торопили с работой и оплачивали щедро.

Мать надумала выращивать зимой лук и для этого очистила одну из комнат. Семен сделал ящики и нечто вроде нар, куда эти ящики можно будет ставить. Зелень зимой покупатели из рук вырвут. Однако много ли это даст денег? Семен был уверен, что совсем немного. Одна возня. Но разве мать переспоришь. Вот если бы соорудить теплицу, хотя бы маленькую. Он уже продумал, как ее сделать: наверху только стеклянная крыша, все остальное в земле, у входа печка, от нее труба… Замечательная штука — парник: ранней весной поспеют овощи, и на базаре им цены не будет. Правда, поговаривают, что возле новой электростанции собираются строить огромные теплицы и тогда овощи появятся зимой в магазинах. Но когда-то что-то будет.

Семен уже начал рыть землю для теплицы, как вдруг ему пришлось заняться другим делом. Мать договорились с кем-то о покупке кровельного железа (для крыши на Луговой) и попросила Семена съездить в Каменногорск, отвезти мужику, продававшему железо, два пуда чебаков и карасей.

В поезде, отдышавшись, он попросил соседку посмотреть за мешком и пошел в вагон-ресторан. Подумал было, как бы не «увели добришко». «А, черт с ним». Вся эта история с железом и рыбой вообще была ему не по нутру.

За окнами вагона-ресторана тянулись скучные осенние поля с голыми кустами. Какая-то тревожная нетерпеливость овладевала им, видимо, от непривычки сидеть без дела. Он всегда был чем-нибудь да занят. В редкие минуты безделия — в автобусе, перед сном в постели — его одолевали тревожные мысли о самом себе, о матери; казалось ему, что многое у них не так, и сам он вроде бы не такой, как другие. Он пугался этих мыслей, тяготился ими, но они в последнее время все настойчивее лезли и лезли в голову.

Семен дивился, как долго приходится дожидаться обеда, и начал от нечего делать разглядывать пассажиров. За первым от буфета столиком сидела старая рыхлая женщина, а рядом, — Семен даже слегка вздрогнул от неожиданности, — рядом с ней Леонид Сысолятин, уже порядком «нагрузившийся» и о чем-то — за общим шумом не разобрать — рассуждавший. Старая женщина была, видно, матерью Леонида, он чем-то похож на нее. Официантка принесла Сысолятиным шампанского и разных закусок.

Семен придвинулся к окну, чтобы не быть замеченным; думалось легко, не то что дома, где, собственно, и думать-то много некогда. Стало горько: почему во всем поезде ему знаком лишь этот тип, сорящий деньгами, к которому и подходить-то не хочется, а в Каменногорске — торговец железом, тоже, наверное, порядочный деляга?

Может, правду говорила Елена, что нелюдим он, закрыл свою душу на сто замков. Как-то на днях секретарь парткома начал «вправлять ему мозги». Семен вроде бы соглашался, а сам свое думал: «Я — человек свободный: хочу роблю на комбинате, хочу не роблю. Я на черный день обеспечен». А сейчас, кажется, впервые в жизни подумал, что прожил бы и на одну зарплату. Ведь его ценят как столяра. Ценят и… презирают. А почему все же постыдное дело покупать дома, держать квартирантов? Это было Семену не совсем понятно…