Сергей Коночкин: Глаза на том берегу

— Колдунья… — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Тимофей не оборачиваясь.

— Колдунья… — удивленно согласился Володя.

Тимофей разговора не поддерживал, только чаще обычного посматривал по сторонам. Что-то непонятное творилось в тайге, и он по многим приметам, городскому человеку непонятным, чувствовал это.

Трижды они пересекли следы лося, и будь Тимофей сейчас один, не торопись по делу, не знай, что где-то рядом бродит инспектор, обязательно пошел бы по следу, убил бы зверя.

Заячьих следов, совсем свежих, было не счесть. Дважды вдалеке за сугробами промелькнули даже заячьи уши. Это тоже беспокоило. Хоть и не чувствовалось в последние годы в зайцах недостатка, но чтобы сразу столько — столбовой дорогой шли — Тимофею видеть не приходилось.

И следы других зверей, словно все живое бежало без оглядки поперек их пути, попадались часто. Даже одинокий волк — бродяга, хромой, как видно по поступи, — пробежал. И не по следу шел, а сам удирал от неведомой опасности. Торопился, приволакивая ногу.

Будь сейчас лето, Тимофей погрешил бы на пожар. Сам бы постарался уйти подальше, к речному берегу. Но вокруг снег, зима, мороз… Нет, это не пожар.

А звери все бежали. Бежали и вчера — следы успели уже застыть, и сегодня.

— Да, пострелять здесь — раздолье… — продолжал беззаботно болтать Володя, не замечая беспокойства спутника, идущего впереди.

От старухиного пойла он, похоже, чувствовал силищу небывалую и не боялся разговаривать на быстром ходу, не боялся сбить дыхание.

Прошли еще несколько километров, когда над головой послышался непонятный шум.

— Это еще что? — тщетно старался вникнуть в смысл незнакомых звуков Тимофей. Задрав голову, он всмотрелся в небо, закрытое куполом хвои, тяжелым, но подвижным на ветру.

— Вертолет, — ответил Володя.

И в самом деле, через несколько секунд они увидели его. Высоко вверху, тарахтя, как трактор, вертолет перетаскивал по воздуху часть буровой вышки.

Вот оно что. Еще два года назад геологи «откупили» у лесхоза несколько участков, по счастливому совпадению, для промысла самых хилых, нищих и потому отданных без долгих разговоров и раздумий. Тем более, начальство знало, что все равно геологи на своем настоят и участки эти отберут. И теперь вот они, должно быть, обосновываются на новом месте. Вот отчего бегут звери. Где много шума и незнакомых запахов, где много людей — таежному зверю, известное дело, житья нет.

— Лыжня, — показал Володя вперед.

Тимофей глянул и сразу увидел ее — издали тонкую, резкую нитку, едва заметно раздваивающуюся. Сейчас они не пересекали ничей охотничий участок. Пройти здесь мог только один человек. Приблизились, ускоряя от нетерпения шаг.

— Однако, вокруг нас петляет… Как загон ведет… Ну и мудрец…

— Кто?

— Инспектор. Его след. Не сидится, не лежится, как там дальше-то. Ищет на свою душу приключений. Найдет. Ох… Найдет…

— Ну и что? — Володя улыбаться перестал, но, похоже, не сильно встревожился, видя, что не тревожится сам Тимофей.

— А ничего. Не боишься? Как, а?

— Ха! — снова заулыбался, показывая особенно белые среди черной бороды зубы.

— И не по следу идет. Кажись, знает, куда топчем. Однако, нам эти геологи здорово помогают. Спасибо, как говорится, им, спасибочко. Инспектор-то тоже что-то почуял. Не знаю, видел ли вертолет, но к ним свернул. Теперь обогнать бы его да оторваться подальше, чтоб не добежал. Как, а?

Тимофей испытующе посмотрел на Володю, выдержит ли долго тот без передыху, сможет ли идти так, как надо идти сейчас, когда инспектор в сторону свернул? И сам себя успокоил — за те полдня, что они уже шли, усталости на лице спутника не появилось, борода не торчит в сторону от искривленного одышкой рта, не вздымается под полушубком волнами грудь. Дойдет. Видно, и правда старухино зелье ее колдовства стоит.

— Ночевать в тайге будем. На зимовье не пойдем. Так-то он за нами не угонится.

— Ну и отлично, — не задумываясь согласился Володя, легко согласился, потому что не знал, наверное, что такое ночевать зимой в тайге.

Скрипнул, почти взвизгнул снег под одной лыжей Тимофея, сразу же повторился звук под второй. Если раньше охотники шли ровно, не слишком торопясь, опасались за дыхание, то сейчас с места побежали.

Шаг, еще шаг… Лыжи, как ни широки, а проваливаются, вбок, под сугроб норовят соскользнуть, засыпаются. И уже чувствуется усталость. Второй день в дороге. Идти бы ровно — ничего, можно было бы. А эта гонка, спешка отнимает силы. И быть бы снегу поплотнее, поукатаннее оттепелями, они ведь что асфальтовый каток, путь легче бы лег. Но достаточных для этого оттепелей нынешней зимой не было.