Анна Турусова: Под стук колес

— Андрейка, я тебе кота привезла!

Сын бросил учебники, подбежал ко мне и заглянул в сумку.

— Да нет, он здесь, — я распахнула шубу и осторожно оторвала от себя Борьку.

Любой нормальный кот побежал бы по углам — на разведку — обнюхать и по возможности скорее узнать новое жилище. Но Борька, едва коснувшись пола, почти на брюхе пополз под диван. Однако наш диван был выше того, под которым он прятался от агрессивной Дашки. Когда ненадежность убежища стала очевидной, кот перебрался под кресла — сначала под одно, потом под другое. Все крыши оказались выше собачьего роста. Наконец он забился в узкую щель между письменным столом и стеной, пошуршал краем отклеившихся обоев и затих.

— Чего это он, мам? — обиделся Андреи.

— Ты потерпи, он освоится. Поймет, что в доме нет собаки, и выйдет.

— А с ним, что, собака жила?

— Наоборот, собака не захотела с ним жить. Там, похоже, целая трагедия произошла. Давай-ка, мы его для начала выкупаем.

— А коты воду не любят.

— Ты воду тоже не очень любишь. Терпишь ведь.

— Так то я, а то кот. А если он царапаться начнет?

— Потерпим. Очень уж он грязный. Только шампуня у нас дома нет. Ты сбегай в киоск на углу. Я пока ужином займусь. Оденься теплее, метель начинается.

То ли кот услышал запах мяса из кухни, то ли понял, что в доме нет собаки, но вскоре он вышел из укрытия и осторожно, почти крадучись, стал обходить квартиру. На кухню он не сразу осмелился заглянуть — несколько минут неуверенно стоял перед открытой дверью и водил хвостом. Усы его изучающе подрагивали.

Наконец он поднял голову и остановил на мне огромные пугливо-печальные глаза. В них таилось столько муки и терпеливого достоинства, что я от неожиданности перестала крошить лук. Не сводя с меня прекрасных глаз, кот раскрыл рот, но голоса не было. Вместо «мяу» я уловила лишь тихий хрип. Дашка, вероятно, порвала ему голосовые связки. Я впервые по-настоящему пожалела бедного кота. Рука сама потянулась к мясу. Присев на корточки, я смотрела, как он торопливо, нежадно ест и аккуратно придерживает лапой свой первый ужин в нашем доме.

Стук в дверь снова насторожил Борьку. Он пригнулся к полу, готовый отскочить в сторону, и, наверно, отскочил бы, если бы не мясо. Оставлять ужин явно не хотелось.

— Мам, а какой шампунь надо было купить?

— А ты какой взял?

— Я сказал, мне для кота, и дали вот этот.

«Мягкий нежный шампунь для мужчин, — прочитала я. — Сделано в Польше».

— Как раз то, что нужно. Раздевайся. Я успела покормить его, выкупаем немного погодя. Не трогай его пока руками. Уроки все готовы?

— Чтение осталось.

— Иди и работай.

Но с чтением не ладилось. Андрей ходил за котом и громко комментировал:

— Мам, а он все валенки обнюхал. Во дает — лапой дверь открывает. Мам! Смотри, смотри, лапу просунул и толкает дверь. Мам, а он пить хочет. Из-под крана пьет. Я сделал ему струйку, и он лакает. Мы блюдце ему поставим? И ящик, да? А где мы песок зимой возьмем?

Но Нина Ивановна не обманула — ящик коту не понадобился. Кот зашел в туалет, долго и основательно исследовал его. Затем снисходительно повел усами и, видимо, по долголетней привычке устроился в чаше унитаза. Дымчатый хвост аккуратно лег на борт.

Восторгу Андрея не было конца.

— Вот это да! Во дает!

Кот не мигая смотрел на него, осуждая за неприличное и столь неприкрытое любопытство.

— Завтра Генка от зависти заикаться начнет. Носится со своей собакой. А она сроду так не умеет.

Генкина зависть меня устраивала. Значит, Андрей перестанет завидовать Генке испросить собаку себе. Плюс к жалости я прониклась еще и уважением к своему неожиданному и нежеланному приобретению.

А кот между тем поднялся, беспокойно царапнул несколько раз по фаянсу и спрыгнул. Но не вышел, а сел у наших ног и, плеснув зеленью огромных глаз, беззвучно мяукнул.

— Чего это он?

— По-моему, он просит тебя сдернуть за ним, — засмеялась я.

— Правда?

— А ты попробуй.

Андрей потянул за шнурок.

Отшуршала вода. Кот, положив передние лапы на края унитаза, снова повел носом и, уже совершенно потеряв интерес к помещению, выскользнул в коридор.

— Ну и ну, — пробормотала я. — Хорошая мать, знать, тебя родила.

Еще раз Борька покорил нас, когда его купали. Он спокойно стоял в тазике с мыльной водой, немного выгнув спину и не давая нам притрагиваться к ушам. Вода серела на глазах.

«У собаки тело чисто, а рыло погано. У кошки тело погано, а рыло чисто», — вспомнила я приговорки соседки, восьмидесятилетней бабы Кати. Мы смыли с кота пену под струей чистой воды, обтерли старым полотенцем и спустили на пол.