Сергей Сиротин - Дальняя пристань

— Держись ближе! — почти рычит Гошка, в жизни добрый и мягкий человек, обычно улыбчивый и немногословный. В свои далеко за тридцать сохранивший юношескую красоту. Только несколько морщинок, тянущихся от глаз к вискам, указывают на истинный возраст. Войдя в ритм, цепляя веслами траву, а ртом воздух, я все же греб уже ровнее, без толчков и дерганий, от которых Гошка раз чуть не свалился в маслянисто поблескивающую на закатном солнце воду. Это вообще искусство — стоять на мокрой утлой поверхности и, балансируя корпусом, аккуратно, чтоб не запутать ячею, по отдельности опуская поплавки и грузики, выставлять невод. Еще гребок, еще один, еще и еще — вот мы снова на Мишкиной стороне речки. Невода на лодке уже нет, а в руках у Гошки моток толстого шнура.

— Чаще! Скорей! — командует он.

Лодка ткнулась в песок, а по речке, дугой, от берега до берега, цветут белые пенопластовые балберы — поплавки.

— Тяни, Мишка! Тащи!!

Брат, перебирая веревку, потянул. Гошка спрыгнул на траву и тоже быстро-быстро стал подтягивать свой край невода. И тут же мне:

— Брось лодку! Выбирай подбору!

Подбора — это та же веревка, но только продернутая на нижний срез невода. К ней же привязаны грузила — небольшие, с кулак, красно-кирпичные ядра, с двумя дырками, на манер пуговицы. За них и привязываются грузила к подборе тонкими крепкими бечевками. Брат, подтягивая свой край, приближался к нам все ближе и ближе. Он выбирает сразу и верх и подбору, но его работа не главная, основной выбор невода ведем мы с Гошкой. Вот Мишка уже возле нас, и тогда Гошка просит сынишку:

— А ну, Боря, сумеешь, как папа!?

— Сумею! — обрадовался сын доверию. Он набрал в сапоги, но рад стараться, как-никак взрослые поручили ему такое серьезное дело. Невода осталось всего метров двадцать, вода в конце полукружья из поплавков стала побурливать. Гошка повернул лицо, красное от натуги, к брату:

— А ну, пугнем! — И они начали шлепать верхней веревкой по воде, отгоняя вглубь ищущую выхода из западни рыбу Вода теперь кипела от множества хвостов, бьющих у поверхности.

— Эхма, есть уловчик! — радовался Гошка.

Брат вторил ему: — Нельмушку бы?!

— Да, не помешало бы для туристов. А по нам лучше муксунчика — для копченки мило дело.

— А и щекурок с пыжьянчиком сойдут. Как думаешь? — откликается брат.

— Сойдут, — подтверждает Гошка. — Тащи!

У наших ног горки темно-коричневой сетчатки, кое-где в ней водоросли, их потом предстоит тщательно выбрать, иначе потом гнилостный запах будет отпугивать рыбу.

Вышла мотня — длинный сетчатый мешок, расширяющийся к основанию, с маленьким иллюминатором-отверстием. А там, в ней, бьется множество рыбы, сверкающей блестящими боками разных оттенков. Сын бросил подбору и заревел.

— Ты чего разнюнился? — спрашивает Гошка.

— Укололся-а-а!

Гошка предупреждает:

— Осторожно, робя, ерши пошли, а чтоб вас, — он тоже ожегся.

— Ну, чего ты ревешь, как оглашенный? В какой класс перешел?

— В четве-о-о-ортый!

— Ну, даешь, мы с отцом в твои годы уже вовсю чужие сетки проверяли, своих-то не было. А ты вон поди побегай по поляне, там где-то позвонки белух валяются поищи. И кончай, а то своим девкам скажу, они тебя засмеют.

Но сын остался, ему было интересно, как впрочем и мне, полузабывшему все эти рыбацкие премудрости, от которых ох как много зависит. Когда мотня вышла вся, мы ее выволокли на место посуше и начали разбирать улов, все время восклицая: «Ух ты!», «Смотри!» — и приподнимали рыбину одну краше другой. Но, конечно, самой привлекательной оказалась пучебрюхая полутораметровая нельма. Ее Мишка, освободив от зацепей, выдернул первой и, с помощью сына, втолкнул в мешок. Правда, был еще двухметровый, с огромадным, раздутым от распиравшей максы пузом налим, но его в счет не принимали. В этих краях, когда у ненца рыбака спрашивают: «Рыба есть?», он безо всякой задней мысли честно отвечает: «Рыпка нету. Сюка есть, налимка есть». Так что налимов скидали в лодку, ими Гошка будет кормить свору ездовых собак. Летом псы лениво бродили по улицам, лежали, раскиснув от тепла в своих мохнатых шубах, на тротуарах и отъедались к зиме, когда наступит для них пора работы в упряжке. Мишка тоже укололся об ерша и предложил выкинуть «эту сопливую тварь». Я, уже отвыкший от вида ершей размером в ладонь, упросил приятеля и брата собрать самых крупных для ухи.

— Собирай… — брезгливо позволил Гошка.

— Еще закинем? — обратился Мишка к нему.

— Зачем? Тебе мало?