Сергей Сиротин - Дальняя пристань

Сын от первого мужа, такой же основательный, как отец, работал на заводе где-то на Урале. Сын от другого — Петька — был балбес лет девятнадцати от роду, похожий лицом и сложением на Нюрку, а характером на своего отца — тряпку.

Нюрка по-своему любила и того и этого сына и, глядя на младшего, все сетовала, что война выбила самостоятельных людей, а им, бабам, пришлось жить с кем попало. Она не называла впрямую, о ком говорила и только кривила лицо.

Нюрка возила воду. Работа была тяжелая, но работали на этом месте одни бабы. Мужики не удерживались — молодые были нежного воспитания, те, что постарше, начинали закладывать за ворот до такой степени, что падали поперек бочки и в таком виде катались по морозу до обморожения конечностей А Нюрка привозила воду, брала свои пятьдесят копеек и ехала дальше. Навозив воды в пекарню, грелась у пышущей жаром печки.

Неразговорчивой Нюрка была до невозможного. Бабы в пекарне, смеясь над ней, говорили: «Вот дал бог — мужик мужиком. Штаны ватные, голос хочь самому директору, сидит сычом. Чего молчит — деньги, что ли, про себя считает? И куда только она их девает? Петька робит — хорошо заколачивает. Алкоголику своему ничего не дает, вечно здесь побирается: «Красависа, налей кружечку браженции, моя мне и пятака не дает…»

До Нюрки доходили эти разговоры, но она швыркнув своим большим простуженным носом, отворачивалась от доставщицы новостей.

Ела она здесь же, в пекарне, доставала кусок черного хлеба, сыпала на него соль и, вприкуску с луковицей завтракала, обедала и ужинала Она никогда не брала в пекарне ни хлеб, ни булку — ничего из того что ей предлагали. Исключением был квас, который пекарские бабы заводили для себя. Зачерпнув в бочонке ковшичком, она запивала свою трапезу.

Однажды, дело было в самом конце декабря, поднялась метель. Она покружила легкой поземкой, затем начала подвывать себе и, наконец, под собственную музыку завертелась в каком то бездумно цыганском танце.

Это был канун Нового года. Люди готовились к встрече праздника.

Пекарня работала на полную мощь, и Нюрка за день ни разу не присела у теплого огонька печки. Бочку за бочкой привозила она воду, а воды все не хватало. Поздним вечером ее попросили съездить в последний раз.

Пурга уже не шутила, но в поселке еще можно было ехать по тусклым пятнам фонарей, несчастно раскачивающихся на покосившихся столбах.

На льду же бухты Нюрка поняла, что дело серьезное и надо поскорей убираться восвояси, однако привычка взяла свое, и она решила доехать до майны и набрать воды.

Прорубь она нашла быстро, но пока черпала воду ковшом, сделанным из ведра и длинной палки, не заметила, как пурга превратилась в жестокий буран.

Морозная буря — страшна особенно на открытом месте. Снег, как наждачной бумагой, дерет замерзшее лицо. Против ветра ни смотреть, ни идти невозможно, а по ветру видна лишь снежная пыль…

Может быть, впервые Нюрка испугалась — она потеряла ориентиры. Но холодный разум все испытавшей женщины заставил ее действовать. Первым делом она вычерпала из бочки воду, потом дотошно проверила крепления оглобель, подтянула гужи, убрала лед из-под хомута и подседельника, протерла тряпкой трущиеся о сбрую места крупа лошади… Еще раз оглядела сани и тронула вожжи.

Лошадь у Нюрки всегда ходила без удил и понимала хозяйку с полуслова. «Нн-о-о… милая», — попросила Нюрка, и они двинулись в свой пятисуточный поход. Всю новогоднюю ночь Нюрка водила лошадь кругами. Но когда сквозь снежную мглу засветился недолгий глазок следующего дня, она опустила руки.

Лошадь встала.

Успокаивая животину и бормоча у уха что-то ласковое, Нюрка выпрягла ее из саней и уложила за бочкой. Потом постелила мешковину, на которой всегда сидела, и легла рядом. Нюрка знала многие премудрости жизни в Заполярье. Знала она и то, что снег, их первый враг, будет другом, когда занесет ее вместе с лошадью…

В поселке водовозки хватились на следующий день. Как бы там ни было, а хлеб нужен и в праздники, но знаменитая Нюрка, возившая воду самому директору рыбозавода (это доверялось лишь самому наиположительнейшему водовозу), вдруг не явилась на работу. Бабы, завидовавшие большим заработкам Нюрки, злорадно хихикали: «Наконец-то и «святая» попалась».

Проходили часы. Отправили к Нюрке посыльных.

Мужа водовозки дома не было, а болевший с похмелья сын заявил, что не видел мать уже два дня. Через полчаса весь поселок знал — Нюрка пропала.

Объявили аврал.