Юрий Нагибин - Берендеев лес

— С чего это вдруг? — опешила Нина.

— Меня давно звали, да лещ не клевал.

— А сейчас клюет?

— Деревенские рыбаки говорят: клюет. Я — с ними.

— Возьми меня.

Павел Алексеевич покачал головой:

— Прости, в лодке нет места.

— Тогда я тоже не пойду на проводы.

— Как знаешь. Только зря. Зачем обижать людей?..

Запотелый колокольчик, всего лишь раз подавший голос за всю бесконечно долгую ночь, да и то под утро, отчетливо высеребрился в расцедившейся тьме. Колокольчик тренькнул, когда Павел Алексеевич перестал ждать, смирился с неудачей, и коротенький жестяной звук обернулся довольно крупным, тяжелым окунем. Уже снулый, он порой всплескивал на поводке под берегом, всплывал, сразу переворачиваясь белым брюхом кверху.

А он загадал: если тренькнет колокольчик и он вытащит рыбу, конечно не леща, да леща и в помине не было, но такую рыбу, что не стыдно принести домой, значит, все было правильно. Ребячество, глупость?.. Конечно! Но надо же хоть чем-то занимать себя в неподвижные, как жернова в безветрие, ночные часы.

Ночь поначалу была глухой и влажно-теплой, затем вызвездилась, остыла, из-за леса выкатился месяц и пошел низом, цепляясь за лесной окоем озера. Вскоре небо со всеми звездами поднялось высоко, и пришло ощущение простора. У других рыбаков позвякивало, а у его колокольчика язычок будто приварился к стенке. Ночь отмякла, померкли звезды, а колокольчик все молчал.

В промозглый предрассветный час, когда рыба вовсе перестает клевать перед жадным утренним жором, колокольчик глухо тренькнул. В самой этой неурочности проглянуло знамение. Он спокойно, зная, что не сорвется, подсек, вывел к берегу и снял с крючка холодного, как снег, окуня. И тут же сделал последний ход в игре: «Ты зря мучаешься, ничего там не было, да и быть не могло. — Следовало сказать это себе, чтобы сразу с презрением отбросить пустое самоуспокоение. — Считай, что было все, и прими это так, как приняли твою болезнь и твою многолетнюю ложь, ведь утаивание — та же ложь. А боязнь замкнутого пространства не однозначна и возникает не только в земляной могиле… Ладно, начинается день, и надо жить дальше…»