Юрий Нагибин - Победитель

Последний забег на десять тысяч метров подходил к концу. Лидер первенства Василий Курчатов, оторвавшись от своего соперника больше чем на полкруга, стремительно шел к финишу.

«Слишком уж легко, без усилий, идет Вася, — с досадой подумал Стрешнев. — Так рекорда не поставишь».

А между тем в спортивных кругах твердо надеялись, что в нынешний розыгрыш первенства по конькам будут обновлены два самых старых рекорда республики: на пятьсот и десять тысяч метров. В первом случае надежды оправдались, и рекорд покойного Ладейникова, продержавшийся шесть лет, наконец-то был улучшен; но столь же давний рекорд Стрешнева грозил вступить в седьмую годовщину своего существования.

Поначалу казалось, что Складной — так звали Василия Курчатова за его непомерно длинный рост — решил вписать новую цифру в таблицу республиканских рекордов. Первую половину дистанции он шел отлично. Стрешнев видел, как тренер Курчатова, бывший чемпион России Платонов, довольно потирал руки. Но когда шедший в паре с Курчатовым спринтер Кустов начал явно сдавать, Василий и сам выбился из графика, потерял темп.

Платонов уже несколько раз подбегал к нему с внутренней стороны круга и что-то сердито кричал. Курчатов резким движением вскидывал маленькую голову и еще больше сгибал свое длинное тело. Люди малосведущие видели в этих своеобразных переговорах тренера со скороходом добрый знак, но Стрешнев понимал, что Платонов требует от Курчатова войти в график, а тот отвечает: стараюсь — не получается.

Курчатов приблизился к финишу. Он шел легко и изящно, словно это не стоило ему ни малейших усилий, и зрители, знавшие о его намерении побить рекорд и недостаточно опытные, чтобы следить за временем, которое объявлял диктор после каждой тысячи метров, решили, что он преуспел в своем намерении. Стадион грохнул аплодисментами.

Но стоявший впереди Стрешнева паренек в кожаной куртке поверх байкового тренировочного костюма с досадой стукнул оземь хоккейной клюшкой и сказал:

— Все! Накрылся Вася.

— Ничего не попишешь, — отозвался его приятель. — Обидно, рекорд еще на год замерз. Хотя через неделю розыгрыш приза имени Ладейникова…

— Жди больше! — перебил его первый парнишка. — Если Васе не наступать на пятки, нет в нем азарта.

— И с любым человеком так… Все рекорды в борьбе ставятся. А разве сейчас была борьба?.. — Он махнул рукой. — Вот кабы Стрешнев!

Его приятель насмешливо присвистнул.

— Читал сегодняшнюю «Вечерку»?

— А что?

Паренек с клюшкой достал из-за борта куртки свежеотпечатанную газету, с трудом развернул ее на ветру.

— На, читай: «Чемпион уходит непобежденным». Напишут тоже! Ну чем тут гордиться!

В этот момент какой-то человек, пробиравшийся на свое место, нечаянно толкнул его товарища. Тот ступил в сторону и в двух шагах от себя увидел Стрешнева. Паренек вспыхнул, побледнел, только уши остались рубиново-красными.

— Тсс, — шепнул он, — вот Стрешнев…

— Ну и что же? Я ему в лицо могу сказать…

Дальше Стрешнев не слушал. Он пробирался к выходу, чтобы купить газету.

Подойдя к фонарю, Стрешнев развернул газетный лист. В заметке сообщалось, что четырехкратный чемпион и рекордсмен республики, заслуженный мастер спорта Стрешнев, «один из популярнейших скороходов», отказался от дальнейшего участия в соревнованиях и занялся тренерской работой. «Не совсем точно, — отметил про себя Стрешнев, — тренировать-то я начну лишь с будущего года». Кончалась заметка весьма лестными словами: «Чемпион покинул ледяную дорожку непобежденным…»

При выходе на трибуну Стрешнев столкнулся с Курчатовым, Платоновым и генерал-майором Прилежаевым, «спортивным генералом», как любовно называли его в спортивных кругах. Без Прилежаева не обходилось ни одно крупное соревнование, он неоднократно бывал главным судьей эстафет и велогонок, не раз судил первенства по конькам и лыжам, знал спортсменов по именам и для многих из них был не только другом, но и добрым советчиком.

— Вот видите! — обиженно воскликнул Курчатов, здороваясь со Стрешневым. — Посредственный результат — всего на две десятых лучше, чем в прошлом году.

— Так в прошлом году какой лед был, — сердито поблескивая стеклами пенсне, заговорил Прилежаев. — Студень, ложкой черпай. А нынче — зеркало, сам несет. Проворонили рекорд.

Стрешнев усмехнулся про себя, а вслух сказал:

— Ну, старик, поздравляю: наконец-то ты чемпион… Заслуженная победа! — добавил он, злясь на себя за словечко «наконец-то», против воли сорвавшееся с языка. Этим словечком он словно хотел подчеркнуть, что лишь его уход открыл Курчатову дорогу к первенству. А между тем он хорошо знал, что это было не так.