Юрий Скоп - Избранное

— Не надо никуда ехать, мать. Это ты!

Она вздрогнула. Резко повернулась и шагнула к зеркалу. Прищурилась… В зеркале, из представляемого ей куска дерева, стало медленно возникать лицо… Темный платок прикрывал лоб… Рука, с изъеденными работой пальцами, затемнила глаза, помогая уйти им от света… Ветер рванул в лицо, чуть расправил, натягивая, глубокие морщины…

В дверь постучали.

— Да, да… войдите! — раздраженно крикнул Кряквин.

Дверь не открывалась, но стук повторился.

— Да входите же вы! Открыто!

И опять никто не вошел… Тогда Кряквин стремительно шагнул к двери, рывком распахнул ее. Перед ним на пороге стояла Ксения Павловна.

— Вы?.. Ну… проходите…

Ксения Павловна покачала головой:

— Выйди, пожалуйста… Мне только на минуту…

Кряквин растерянно шевельнул плечами и оглянулся на мать. Она не обращала на них никакого внимания. Продолжала стоять возле зеркала.

— Хорошо… — сказал Кряквин.

Они прошли в пустынный холл. Коридорная дежурная проводила их наметанным, охотничьим взглядом. Ксения Павловна опустилась в кресло. Не торопясь, достала из сумочки сигарету и зажигалку. Закурила. Кряквин ждал стоя.

— Так в чем дело, Ксения Павловна? — сердито спросил он.

— Сейчас… Ты бы сел?..

— Постою…

— Я приехала, чтобы рассказать тебе, что тебя… наверное… снимут с работы. Только что приезжал к Михееву Сорогин… Я случайно подслушала. Министру нужен заместитель директора НИИ в Ленинграде…

— Та-ак… — сказал Кряквин.

— И Михеев предложил тебя…

— Этто еще… почему?!

— Он продал тебя, как последний мерзавец. Все! — Ксения Павловна воткнула сигарету в пепельницу. — А выводы делай сам. Я пошла… — Она встала с кресла.

— Подожди… — задышал носом Кряквин.

— Мне некогда… — Она отвела его руку и побежала по коридору.

Кряквин взъерошил пятерней волосы, шагнул было за ней, остановился… и тоже побежал…

Он догнал ее на лестничной площадке. Сильно поймал за плечо и рывком развернул к себе…

Ксения Павловна, заранее готовая к этому, — она ждала… знала, что Кряквин догонит ее, — лукаво прищурилась и шепнула, как бы не понимая, в чем дело:

— Что?

— Повтори… повтори, что ты сейчас сказала? — сдавленно прошипел он.

— Михеев продал тебя. С потрохами…

Кряквин схватил Ксению Павловну за плечи и притиснул к стене.

— А-ах ты!.. — Он захлебнулся.

Ксения Павловна, откинувшись, смотрела на Кряквина широко раскрытыми глазами… Вот… вот о какой ярости мечтала она!.. То, что она увидела сегодня в глазах Михеева, было лишь отвратительным… То, что сейчас видела она… Ксения Павловна, затаив дыхание, блаженно улыбнулась…

— Как же мне хорошо сейчас… — выдохнула она. — Это тебе за все…

— Что-о?! — скрипнул зубами Кряквин.

— За все… — с презрением повторила Ксения Павловна и, рассмеявшись, злорадно добавила: — А теперь вот… дыши глубже… милый мой! — Она, гордо держа красивую голову, не спеша перестукивая каблуками, закачалась по лестнице вниз.

Кряквин вытер о себя ладони, достал сигарету и, все еще затравленно дыша, закурил… Потом вернулся в номер…

— Слушай, Алешка! — рванулась к нему мать. — Как она к тебе пришла?

— Кто? Дешевка-то эта?..

— Какая дешевка! — отмахнулась мать. — Мысль эта, насчет меня?.. Ну чтобы я стала моделью? Ведь у меня же недоброе лицо…

— А у добра-то оно, мать, и недоброе… Да-а. Чтобы каждый за него не хватался!..

— Ты думаешь?

— Не-е… Уже подумал.

Зазвонил телефон. Кряквин медленно подошел к столику и снял трубку. Мать опять вернулась к зеркалу.

— Слушаю. Кряквин.

— Алексей Егорович? — тиховато, сквозь шорохи поинтересовался чей-то голос в трубке.

— Да, Алексей Егорович, — громко сказал Кряквин.

— Это Михеев. Вы слышите меня? Я вас неважно слышу… Добрый вечер.

— Добрый вечер, Иван Андреевич… Слушаю вас.

— Алексей… Ксения не у тебя?

Кряквин напрягся и кашлянул:

— С какой стати, Иван Андреевич? А что?..

— Да так… Извините, пожалуйста… Чем занимаетесь?

— Добротой.

— Чем, чем, не понял?

— С матерью про доброту разговариваю. Какое у добра выражение лица, выясняем…

— Извините, что помешал…

— Да нет, ничего, Иван Андреевич… У вас какое-нибудь дело ко мне?

— Да нет вроде…

— А может, все-таки что-нибудь есть? Ты говори, Иван. Тебе, может быть, там плохо? — крикнул Кряквин.

— Очень… — коротко отозвалось в трубке.

— Иван! Але! Ты меня слышишь?! — кричал Кряквин и услышал, как в мембране певуче зазуммерили отбойные гудки…