Муса Магомедов: В теснинах гор: Повести

Сааду зашел в комнату, вслед за ним и Абдулатип. У низкого деревянного стола сидели двое и ели картошку в мундире. Один из них, смуглолицый, с маленькими черными усами. Из‑под сросшихся лохматых бровей озорно поблескивали большие карие глаза. Другой был светлый, с голубыми глазами и казался выше первого.

— С приездом, Сааду, — сказал, вставая, смуглолицый и протянул Сааду руку. Другой тоже привстал, говоря что‑то на непонятном Абдулатипу языке. «Где же Атаев?» — думал Абдулатип, с удивлением глядя на них. Ни у того, ни у другого нет на лбу золотой звезды, и ростом они небольшие, как бедные аульчане. Они тоже обратили внимание на мальчика.

— А это кто же? Новый красный партизан? — смуглолицый кивнул Абдулатппу.

Абдулатип смущенно топтался на месте.

— Вот убежал из дому, говорит, мачеха сильно обижает. Прихватил его с собой, товарищ Атаев, хотя на это и не имел разрешения.

Абдулатип удивился. «Значит, этот черноусый и есть Атаев. Самый обыкновенный человек, и никакой золотой звезды на лбу у него нет». Атаев серьезно посмотрел на мальчика. «Может, он сердитый и сейчас прогонит его?» Но Атаев подошел к мальчику, положил руку ему на плечо.

— Хорошо сделал, Сааду, что взял этого орленка к нам. По глазам вижу — стоящий паренек. — И он что‑то сказал по–русски голубоглазому. Тот тоже улыбнулся Абдулатипу.

— Якши, друг, якши.

— Садись, герой, поешь. Устал, наверно, с дороги? Садись, садись у очага, не стесняйся. Звать как тебя?

— Абдулатип. — Он протянул руку к картошке. Дома он всегда мечтал посидеть вместе с кунаками отца у очага, потому что тогда всегда было что поесть: Издаг старалась угодить отцу и его друзьям. А особенно старалась, когда приезжали ее родственники. Тогда он мог досыта поесть. Хотя, правда, это ему редко удавалось. Жадная Издаг ухитрялась послать его со всякими поручениями в лавку или к соседям как раз в тот момент, когда можно было садиться за стол. А если все же ему удавалось усесться за стол, Издаг так и ела его глазами, как кошка мышь, готовая каждую минуту ударить его по рукам, которые жадно тянулись к еде. Родственники Издаг всегда были недовольны, когда он садился к столу вместе сними. Качали головами: «Ну и прожорлив ты, братец. Бедная Издаг — попробуй прокорми такого». Может, и эти дяди только хотят пошутить над ним. Только посадят рядом, а поесть не дадут? Но Атаев и голубоглазый разговаривали с Сааду и не мешали Абдулатипу вдоволь поесть.

— Как там Асадулла? — спросил Атаев у Сааду.

— Немножко хромает, но чувствует себя хорошо.

— Он парень с головой. И закалка наша, большевистская. Значит, на печке лежать не собирается?

— Куда там. Говорит, заглянул в аул проведать семью, а уже завтра едет в Телетли к партизанам с поручением Махача Дахадаева. И вам есть пакет от Махача, вот. Асадулла передал.

— Молодец Асадулла. — Глаза Атаева заблестели. — Всегда верил в него, знал — настоящим большевиком станет. Каким метким пулеметчиком был. Ведь мы с ним вместе против австрийцев воевали. Тогда еще я к нему все присматривался. А тут год назад мне говорят: твой‑то земляк Асадулла в дикой дивизии. Немало удивился тогда. Позже уж узнал, что он был послан туда большевиками для работы, — Атаев широкими шагами ходил по комнате. Вдруг остановился около Абдулатипа.

— Утром поищи этому герою сапоги и гимнастерку, Сааду.

Утром Абдулатипа разбудил яркий луч солнца, неожиданно пробившийся через тусклое оконное стекло. В какое‑то мгновение мальчику даже показалось, что это кошка своей мягкой лапкой тронула его лицо, как бывало у покойной бабушки. Он чуть было не сказал ей «Уходи, я еще спать хочу» и, открыв глаза, вдруг увидел незнакомую комнату. С удивлением обнаружил, что спит под шинелью, от которой шел едва уловимый запах сухого сена, на мягкой пружинной кровати. Солнечные лучи щедро заливали комнату. Около окна, на маленькой табуретке, сидит девочка и зашивает его порванную рубашку. Где это он и кто эта девочка? Нигде раньше он не видел ее. Кажется, она ровесница ему, на вид ему не больше лет тринадцати. Щеки у нее как спелые яблоки и все усеяны мелкими веснушками, глаза узкие, продолговатые, медового цвета. На голове черный платок с мелкими белыми цветочками. И откуда эта девочка здесь, в крепости, среди партизан? Ведь вчера часовой едва пропустил его и то только потому, что он был вместе с Сааду. Да, кстати, где же он? Постель Сааду была пустой.

Девочка у окна, бросив на Абдулатипа насмешливый взгляд, продолжала шить и молчала.