Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

Вспомнил себя окопным агитатором. Оказывается, «немецкий дух» может быть буквально отравляющим газом.

Я, председатель полевого трибунала, вершу судьбы людей — самые ответственные дни моей жизни.

Напрягаю память. Экстренное совещание в Смольном. Зиновьев готов сдать Петроград Юденичу. Все мы, участники обороны, возразили. Его поддержал только Клявс-Клявин.

И совсем легко объявился во мне председатель Старорусского укома. В курортном городке я разоблачил опасного контрика Рыся.

А вот «я» теперешний — глава Контрольной комиссии и воитель с детской беспризорностью.

Мудрая матрешка! Она говорит: «Я и в то же время не я, ибо все на свете объединяется и членится».

Он укупорил матрешку, и вдруг она отожествилась с Берегиней: с виду одна, а в ней множество ипостасей — молодой историк, актриса, бильярдистка, «стрельчиха», шахматистка и, наконец, сотрудник угро. Как понять ее? Отказалась жить в доме Передольского, хотя профессор открыто любит её. Не уехала с инженером фирмы «Рено», хотя в Париже ее ждет отец. Готова последовать за мной, хотя я не сделал ей предложения. И какую избрала роль? Ученицы или жены? Нет, нет! Не по Сеньке шапка!..

А что? Кто воспел Беатриче и Лауру? Их сверстники? Нет! Седина, как серебро, обладает чудодейственной силой очищения. Пора зрелости — пора побед! Передольская безумно любит мужа, хотя моложе его на двадцать лет. Разница в годах, разумеется, не помеха для семейного счастья.

Счастье, счастье! В чем твой секрет?

Стремление к счастью, как снежный ком, падающий с горы, обрастает новыми и новыми желаниями, мечтами, грезами, пока все это, чрезмерно облипшее, не рассыпается у подножия старости.

Для него счастье — осуществление замысла; потому-то он не разочарован, а очарованным упорно шагает к цели. Не случайно его кредо — ни дня без цели! Все же одной цели мало: его гложет тайна: зачем Берегиня едет с ним?.. О, так сойдешь с ума!

Калугин давно заметил, что рыбалка избавляет его от всех дум, кроме одной: «Не прозевать бы поклевку». И он чуть свет накопал червей. От пожарища тянет гарью. Вспомнился страшный случай, когда сохатый выскочил из задымленного ельника на чистый мох и ухнул в бездну горящего торфа. Душераздирающий лосиный вопль поднял глухарей за болотом.

У каменных быков недостроенного моста водится лещ. Здесь на Волхове краевед всегда отдыхал душой: за спиной родной город, слева древнее городище, справа белый Юрьев, а прямо былинное озеро, где кипенный туман в пламени утренней зорьки.

Зеленый челн закреплен двумя шестами. Рыболов, в серой панамке и брезентовом переднике, следит за чуткой леской подпуска, а сам слушает мудрый звон юрьевских колоколов. Первым качнул речной воздух великан весом в две тысячи сто пудов. Его стенание, как и все на свете, возникло из слияния противоположных сил. Нет колокола без языка, а языка без колокола: они едины и враждебны меж собой; дуля-язык бьет капот-колокол, а тот всем литьем отторгает било:

— Бу-у-у! Бу-у-ум!

Потом запричитали другие колокола: мощные стремились заглушать малые, а те, дробясь о басы, создавали вкупе вечный мотив противоборства:

— Часть — Целое — Часть — Целое!

Новгородец с детства любит перезвон, но сейчас его отвлекал назойливый соловьиный свист. Оглянувшись, он порядком изумился. На пологом берегу Яснопольская в белоснежном платье махала голубой вуалью. Он мигом кое-как побросал на дно челна нить с крючками и выдернул колья, но, понимая, что поспешный рыболов смешон, поубавил прыть. И неторопко пристал челном к размытому берегу.

— Держитесь! — Она смело прыгнула на корму и устояла. — Мой папа мечтал о сыне, потому рядил меня в штанишки, брал на охоту, рыбалку, учил стрелять, играть в бильярд и шахматы. Теперь все это пригодится там, куда вас забросят…

Скрывая приток радости, Калугин деловито спросил:

— Что за новость принесли?

— Отрадную! — Берегиня села на скамейку челна. — Прислуга Гершеля — Матренина землячка, даже из одной деревни. Я подружилась с обеими. С товарками я быстро схожусь. Так вот вчера вечером домработница слышала перебранку аптекаря с дочкой. Оказывается, Рахиль не знала, что черные мешочки для дяди заполнялись не только старинными монетами.

— Прекрасно, голубушка! Воркун в курсе?

— Да! — Она, хмурясь, указала на Троицкую слободу. — Опять встретила архивариуса. Увивается за мной, а следит за вами. Подозрительный бубенчик. Кто он?

— По-моему, тройник: пишет биографию Зиновьева, прилаживается ко мне, набивается в ученики и скрывает свое третье лицо, пока не выявленное.