Станислав Токарев - Вакантное место

— А ты сам себе установи контрольное время. Скажешь мне, а я засеку.

Он затормозил. Спешились и гонщики. Затея Николаева понравилась. Олег вынул из кармана тетрадку в клеенчатой обложке, исписанную графиками стартов команды, и каждый из семерых сказал ему свою заявку.

Только Павел Соколов, когда подошла его очередь, посмотрел-посмотрел на цифры других и мотнул головой.

— Я не буду.

— Темнишь? — засмеялся Николаев. — Ты известный химик.

— Что мне темнить? Начальство считает, что я не в порядке. А ему виднее. Как пройду, так пройду, ломаться зря не стану.

Олег наметил последовательность стартов. Соколова и Калныньша он нарочно развел — на всякий случай, чтобы не разжигать тлеющее соперничество. Но когда гонщики выстроились в цепочку, Олег увидел, что Соколов стоит как раз вслед за Калныньшем.

— Постой, постой, это же не твое место!

— Брось, Олежа, какая разница? — Соколов простодушно вытер перчаткой нос. Глаза его явно лукавили. Калныньш приобернулся, но ничего не сказал.

Километров через десять Соколов увидел впереди широкие плечи в белой майке, сгорбленные над рулем, и ровно покачивающуюся белобрысую стриженую голову. «Хорошо, — подумал он. — Очень хорошо. Почти минуту выигрываю».

В последние дни он ел, спал, тренировался — словом, жил все в том же ровном, раз навсегда заданном самому себе ритме. Его функциональные пробы были превосходными, и сердце — безукоризненно отрегулированный насос — исправно гнало по венам первосортную настоянную кровь. Но где-то там, в самой глубине маленького и крепкого механизма его тела, притаилась тревога, которая нет-нет да и будила его по ночам и подступала утром, тяжело и неосознанно, как болезнь. Соколов понимал, чем пахнет угроза Борьки Быбана. Дело наверняка было грязным, от Быбана можно ждать не только фарцовки, не только возни с погаными девками, но и всяких валютных штучек.

Конечно, он, Соколов, к этим мерзким и опасным штучкам отношения не имеет, и если его вызовут, то только свидетелем. Но это все равно неприятно и может породить разные нежелательные разговоры, а репутацией своей Соколов дорожил, особенно теперь, когда после долгих лет всеобщего восхваления и поклонения перед ним неожиданно и обидно, с его точки зрения, собираются захлопнуть дверь сборной. И ну как один из его тайных недоброжелателей в том случае, если вопрос о вакантном месте будет решаться трудно и небесспорно, между прочим, вскользь, помянет, что у Соколова, кажется, обнаружились некие сомнительные знакомства? Тогда ядовитая фраза ляжет на весы маленькой, но решающей гирькой. И, чтобы этого не случилось, Соколов должен доказать свое право на поездку так явно, чтобы ни у кого никаких сомнений не возникло.

Когда он отказался дать Пашкевичу свою заявку, у него не было никакого заранее подготовленного плана действий. Только по спине, от шеи к пояснице, дрожью пробежало и затихло, затаилось в напрягшихся мышцах то самое много лет знакомое возбуждение, которое, как он хорошо знал, либо предшествует полным провалам, если с ним не совладать, либо, если обуздать его и подчинить, приносит победу. И когда на таком недальнем, на вожделенно близком расстоянии он увидел спину Калныньша, он нагнулся и прибавил передачу, и коленям стало чуть труднее сгибаться, проталкивая педали, зато серое полотно шоссе быстрее заскользило под переднее колесо, а преодолеваемая тяжесть весело разозлила Соколова. Калныньш был все ближе и все так же мерно покачивал головой.

Он знал, что его догоняют. Знал безымянным чувством опытного спортсмена. Он знал и то, что догоняет его именно Соколов. Больше некому. И на секунду ему даже захотелось принять этот вызов, показать, что не так-то просто одолеть его, что «известный в прошлом» не оставил в этом прошлом ни силы, ни мужества — все при нем. На секунду, не долее, зажглась искорка задора. А потом Калныньш подумал, что ему уже четвертый десяток и в этом возрасте нельзя гарцевать, подобно жеребенку-стригунку, у которого все впереди и сил не занимать. Силу ведь действительно ни у кого не займешь, а потратить ее, накопленную по крупинкам, недолго.

Калныньш вовсе не заподозрил, что Соколов «заводит» его нарочно. Он просто пожалел, что тот так нерасчетливо тратит себя, и слегка позавидовал молодости соперника. И он, когда услышал чужое дыхание прямо возле плеча, взял слегка влево и пропустил Соколова вперед.

Соколов прошел метров десять и оглянулся. Он снял руку с руля, помахал ею, и Калныньш увидел ямочку на его гладкой матовой щеке.