Станислав Токарев - Вакантное место

Соколов продал ботинки. Он продал их потому, что накануне встретил на улице двух — двух подряд! — молодых людей в таких же точно узких, гнедых, со скошенными каблучками, итальянских. Неповторимость в одежде и обуви была если не принципом, то, во всяком случае, невинной слабостью, которую Соколов в себе любил и лелеял. И он решил расстаться с ботинками.

Он предложил их Ольшевскому. Ольшевский долго выворачивал карманы, собирая нужную сумму. Его большие уши медленно накалялись.

— Брось, — улыбнулся Соколов, показав ямочки на крепких, первосортных щеках. — Пятерки не хватает? Застрелись. После отдашь. Лучше примерь.

И сощурился иронически на неуклюжие узелки-бантики, которые получились в суетливых пальцах Ольшевского.

— Пройдись. Ну, даже походка другая. Благородный олень. А пятерку после отдашь.

Ольшевский не хотел быть должником Соколова. Он пошел по треку — разыскивать, у кого водились деньги. И встретил Калныньша. Калныньш считался человеком состоятельным.

— Эти ботинки? — спросил Калныньш. — Пожалуйста, покажи.

Долго мял верх и выщелкивал подошву, будто не видел, что Ольшевский пританцовывает в одном носке на сырой вечерней траве.

— Красивая продукция. Не так прочная. Моим пять лет. Смотри.

И выставил ногу в расшлепанном, но аккуратно смазанном утконосе фабрики имени Капранова.

— Извини, пожалуйста. Деньги не дам. Думаю, не надо дать.

Уговаривать его было бессмысленно. Не раз проверялось. Пятерку Ольшевский достал, но на жмота Калныньша обиделся.

«Нынешнее первенство страны по велосипедному спорту на треке является одновременно и отборочным соревнованием к предстоящему через два месяца во Франции чемпионату мира. Надо сказать, что сейчас в нашей сборной вакантно только одно место — участника спринтерской гонки. Бессменный за последние годы чемпион страны Павел Соколов в текущем сезоне несколько утратил свои боевые качества. Однако ему на смену подрастает совсем юный спринтер Андрей Ольшевский. И вторую молодость переживает ныне прославленный ветеран Айвар Калныньш. Эти трое на чемпионате будут оспаривать между собой не только золотую медаль, но и путевку на первенство мира».

Калныньш прочел статью на стенде по дороге в молочную кухню, куда ходил каждое утро за питательными смесями для своего полугодовалого сына. Смеси выдавались в крохотных бутылочках с делениями на боку и горлышками, приспособленными для надевания соски. Теща сшила Калныньшу маленькую сумку и вышила на ней крестом фантастические образы неземной флоры — подсолнухи с фиолетовыми лепестками. Высокий, широкий и плотный, Калныньш выглядел очень забавно, когда шел по переулку, неся в отставленной ручище эту детскую сумку и боязливо обходя прохожих, большинство которых едва доставало ему до плеча.

Старухи в очереди за смесями доброжелательно хихикали над ним и философствовали о том, как везет в мужьях скверным бабам (жена Калныньша почему-то в их представлении была вовсе не сахар) и как не везет — хорошим, то есть старухиным дочерям, мужья которых были как на подбор охламонами и выпивохами. А после одного небольшого происшествия старухи начали относиться к Калныньшу и вовсе покровительственно. Раз он занял очередь и побежал в булочную. Когда же вернулся, очередь прошла. Он опять кротко встал в хвост и стоял бы до конца, если бы запомнившие представительного мужчину бабки не прикрикнули на самую сварливую и супротивную и не заставили его буквально силком вперед них получить бутылочки. Калныньш молча умостил покупки в заросли странных подсолнухов, пожал, пробираясь к выходу, руки десяти старухам — одной за другой, а остальным просто помахал скрещенными ладонями, как, бывало, с пьедестала почета. Самая сварливая даже растрогалась и сморкнулась в конец головного платка.

Статью в «Советском спорте» Калныньш прочел внимательно, медленно шевеля губами, хотя давно уже понимал русский язык так же легко, как и родной латышский, а последние годы и думать стал по-русски. Только отдельные предметы и явления сохранили для него памятные с детства латышские названия, и он их мысленно переводил, случалось даже с трудом. Но поскольку он вообще говорил мало и медленно, запинок никто не замечал.

Особенно внимательно прочел он тот абзац, где упоминались фамилии Соколова, Ольшевского и его и где с газетной прямолинейностью формулировалось то, что с конца нынешней зимы осложнило взаимоотношения между ними.