Станислав Токарев: Вакантное место

Потом выяснилось, что все галстуки мятые, и любимый в том числе — темно-зеленый с узкой красно-белой полосой, под серый костюм. А вечером выступать на телевидении. Телевизионщики Соколова любят. Они говорят, что у него телегеничная улыбка. И потом он умеет излагать без бумажки: «Друзья, шансы у нас на первенстве мира хорошие. Да и как они могут быть плохими, когда за плечами каждого из нас миллионная армия физкультурников, когда такая у нас замечательная смена!..» И все такое в этом духе. «Спасибо за внимание». Ему даже сказал один из этих ребят-телевизионщиков, этакий хвощ, которому лестно звать его просто Павликом. «Павлик, — он сказал, — кончишь со своим спортом — иди к нам в комментаторы. Слушай, Павлик, у тебя дар интимной беседы со зрителем, это же редкость! Слушай, оформляйся».

Подождут, подождут. Мы еще посмотрим, кто «утратил боевые качества». А Иринке следует выдать за мятый галстук. Пока же его нужно сунуть между страниц какой-нибудь книжки потолще.

Книги стояли на полке, за протертым до блеска стеклом, в ряд, по линеечке. Учебники за первый курс — в розовой обертке, за второй — в синей, за третий, только что законченный — в желтой. Соколов сравнительно поздно поступил в институт физкультуры, поздно, как писала мать, «взялся за ум», но взялся всерьез и на полную катушку. Он считал, что поскольку он личность незаурядная и на виду, то зазорно ему перебиваться на троечках, и, когда некоторые болевшие за него преподаватели оказывали ему снисхождение на экзаменах и зачетах, супил брови и тонким чеканным голосом шпарил по билету до конца. Кроме же всего прочего, к получаемым знаниям он относился с обстоятельной запасливостью — понимал: спортивный и студенческий век короток, придется в конце концов уходить на тренерскую, а тренер сейчас нужен подкованный, и мало ли громких имен сгинуло потом бесследно за канцелярскими столами.

Ничего лишнего не было на полке. Учебники. Словарь иностранных слов и «Крылатые слова» — тоже очень полезная вещица. Всего этого для галстука было жалковато. На счастье, Иринка притащила вчера и забыла пухлую, растрепанную, с подчеркнутыми строчками и надписями на полях разными карандашами и почерками «верно!» и «все мужчины подлецы» книгу под названием «Американская трагедия». Трагедия пришлась кстати.

Потом Соколов снова спустился во двор, вывел из гаража свою «Волгу» и принялся бережно и нежно протирать стекла. Вокруг тут же собралась поглазеть на знаменитого спортсмена стайка серьезных и робких пацанов, и их нестриженые головы отразились в черной лакированной поверхности крыла, словно растянутые в стороны за уши.

— Пошли, пошли, пошли, — не оборачиваясь, пробубнил Соколов. — Вы мне тут обсопливите все.

Почувствовав, что он шутит, пацаны заухмылялись, но все же на всякий случай отступили немного назад.

Соколов сел в машину, завел ее и сказал ребятам, что он прокатит их как-нибудь в другой раз, сейчас ему некогда. В действительности никаких абсолютно дел у него не было, просто скверное настроение, хотя он и пытался с самого утра перешибить в себе беспричинную эту хандру, а когда он хандрил, то целыми днями колесил по городу — только и всего.

Заметочка в газете сделала свое дело. Прежде, бывало, целый день звонят ему разные друзья, предлагают смотаться туда-то и туда-то, а сегодня он никому не понадобился даже в качестве шофера собственной машины. И очень хорошо. Учтем. Запомним. Даже Борька Быбан, гад и последний подонок, не показывает носа и не предлагает своих услуг. Борька знает, когда ему появляться. Вот вернемся из Франции, привезем кое-какие шмотки — Борька тут же возникнет на пороге, ликующе вопя: «Старче, где ты скрываешься? Мои кадры оборвали все телефоны». Учтем, учтем.

Он ехал, и мимо мелькали витрины с ботинками, пиджаками, пирамидами сгущенного какао, размалеванные фанерные афиши кино, призывы страховать свою жизнь, летать на самолетах, подписываться на журналы, киоски, тетки в белых куртках, торгующие пирожками и мороженым, бульвары, пестрые от солнца и детских колясок, синие мотоциклы ГАИ, площади с памятниками и без памятников, улицы, переулки, дома. Соколов ехал, сворачивал, тормозил на перекрестках, и снова мягко бежала его «Волга», и светофоры озаряли ее сутулую черную спину зеленым светом удачи. А ехать ему, в сущности, было абсолютно некуда.

«Они не родственники, они всего лишь тезки. Кроме имен, нет ничего общего между спринтом велосипедным и спринтом легкоатлетическим или конькобежным.