— Эх и дорожка! — воскликнул Сократилин. — Снять бы гусеницы и на колесах рвануть. Километров восемьдесят бы дал.
— В час? — удивился Могилкин. — Неужто можно?
— В чем дело? Давай снимем!
Сократилин насмешливо посмотрел на Левцова и покачал головой.
— Ты думаешь так весь день ехать?
— А почему бы и нет?
— Да ну тебя… — Богдан потянул на себя рычаг.
Минут десять они катили с ветерком. Потом появились немецкие самолеты. Они шли клином, занимая полнеба.
— Воздух! Стервятники! — заревел Могилкин.
Сократилин остановил машину, посмотрел, а потом резко свернул на льняное поле. Танк газовал. Место здесь было и рыхлое и сыроватое. Машина выла, окутываясь черным дымом, но упорно ползла к лесу, вытягивая за собой две глубокие борозды. В лесу Сократилин долго вилял между деревьями и в конце концов загнал танк в густой малинник.
— Здесь будем сидеть до ночи. А ночью попытаемся прорваться к своим, — решительно заявил Сократилин.
— Опять на танке? — спросил Могилкин.
— Конечно… Если хотите остаться со мной — машину замаскировать. И следы тоже замаскировать, — сказал Богдан, и сказал так, что Могилкин с Левцовым переглянулись. Это уже была не просьба, а приказ. Левцов вынул из кармана пистолет, пересчитал патроны.
— Пять штук, — доложил он. Расстегнул воротник, почесал шею. — А может, лучше без машины, старшина? Ну ее к бесу. Разве на танке пробьемся? А на своих двоих по кустикам, канавкам, где мышкой, где червячком. Ведь так-то надежнее будет. Верно я говорю, Могилкин?
— Конечно. На танке нам в жисть не пробиться. Такая махина, и грохоту на сто верст.
Черная неблагодарность «экипажа» возмутила Сократилина. И он с большим трудом сдержал себя, чтоб не раскричаться.
— Я машину не брошу. Она помогла мне выбраться из плена. Да и вам, кажется, тоже. У меня есть пушка, снаряды, пулемет…
— Немного снарядов-то: всего пять штук. А пулемет испорчен, и патронов к нему нет, — грустно сообщил Могилкин.
— Можете уходить. Я вас не держу! — резко бросил Сократилин, подошел к ольхе, согнул ее, навалился животом, сломал и бросил на машину. Левцов с Могилкиным тоже стали ломать кустарник и заваливать им танк. Потом замаскировали следы гусениц. Левцов с Могилкиным работали усердно, и Богдан решил, что ребята останутся. Но они не остались. Пожелали старшине всех благ и ушли не оглядываясь. Сократилин посетовал на человеческую неблагодарность и, чтобы заглушить тоску, решил заняться каким-нибудь делом. Замерил горючее с маслом. Бензину оставалось километров на тридцать, масла тоже было достаточно. Кое-что подрегулировал, кое-что подтянул, почистил. Попытался наладить «дегтярева». Но пулемет просто надо было выбросить.
Богдан выбрался из танка и лег под кудрявый ореховый куст. Он лежал на спине и глядел сквозь густую листву в синеватую пропасть неба. Солнце еще не жгло, а только начинало припекать. Под кустом было сыро и прохладно. На небе кое-где стояли сугробистые облака. Далеко за лесом гремело и ухало, а справа, где проходило шоссе, неумолчно гудело и лязгало.
— Идут, идут и идут, — шептал Сократилин. И вдруг сон, глубокий, будто сама смерть, внезапно свалил Богдана, и он, как сухой лист, полетел в изумрудную пустоту неба.
Когда Сократилин проснулся и увидел Левцова с Могилкиным, от удивления у него закружилась голова.
«Сплю я еще, что ль? — спросил он себя. — Ведь они ушли, хорошо помню, что ушли. А может, все это мне приснилось?»
Левцов, разбросав руки, с разинутым ртом лежал на спине. Могилкин на крохотном огоньке смолил цыпленка.
— Могилкин? — тихо позвал Сократилин.
Тот поднял голову, и лицо его расползлось в широченной улыбке.
— Проснулись, товарищ старшина?
Богдан засмеялся:
— Живой, настоящий Могилкин. Это хорошо! Только фамилия у тебя не очень веселая. Мо-гил-кин!
— Да уж какая есть, товарищ старшина.
— А звать-то тебя как? Сколько времени знакомы, а как звать друг друга, не знаем.
— Ромашка, — заулыбался Могилкин, — а по документам Роман Степанович.
— Ромашка. Красивое имя. — Богдан встал, потянулся. — Теперь ты мне поясни, Роман Степанович, откуда вы взялись. Ведь ты с Левцовым ушел.
— Мало ли что бывает, товарищ старшина. Сначала уходят, потом опять приходят. Такова наша жисть, — глубокомысленно изрек Могилкин и принялся скоблить ногтем цыпленка.
Все, что сказал Могилкин, показалось Сократилину необыкновенно умным и человечным. Ему хотелось обнять Могилкина, поцеловать его и сказать ему, что он очень хороший человек и что он, Сократилин, его очень любит. Но Сократилин почему-то устыдился своей мимолетной нежности и грубовато спросил:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу