Виктор Курочкин - На войне как на войне (сборник)

— Der Russe lebt. Er stellt sich nur an [13] Русский жив, а притворяется мертвым. .

— Ihm sind die Beine gebrochen [14] У него ноги перебиты. , — сказал второй.

— Gib ihm den Gnadenschub [15] Надо пристрелить. .

— Warum, Jurgen? Wir sind doch keine SS [16] Зачем, Юрген? Мы же не эсэсовцы. .

— In der SS sind aber Kerle. Wieviel sind heute gefallen? [17] Эсэсовцы — парни что надо. Сколько их полегло?

— Lass die SS Verwundete abschiessen. Sie lieben sowas [18] Ну вот пусть эсэсовцы и добивают раненых. Они это дело любят. .

— Werde nur nicht philantropisch, Schieman, — проворчал Юрген. — Wenn ich ihn kalt mache, desto besser für inn [19] Не разводи филантропию, Шиман. Если я его прикончу, ему же лучше будет. .

Сократилин, разумеется, не понимал их разговора, но интуитивно чувствовал, что все, конец! В одно мгновение пронеслась перед глазами вся его жизнь. И только сейчас он увидел, насколько она у него была короткой и серенькой. И так ему стало обидно за свою жизнь и так стало жаль себя, что горло сдавили спазмы и тяжелые, крупные слезы покатились по грязному, заросшему лицу.

— Er weint. Komm, nimm das nicht auf dein Gewissen [20] Он плачет. Пойдем. Не бери на душу лишнего греха. .

Юрген сухо рассмеялся.

— Für ein toten Bolschewiken vergibt mir der Führer alle Sünden [21] За одного убитого большевика мне спишет фюрер все грехи. .

— Dann aber dalli. Mach schon [22] Тогда не тяни. Кончай скорее. .

Сократилин не слышал, как щелкнул спусковой крючок и как затвор уткнулся в патронник. Зато отчетливо слышал, как немец выругался.

— Wird’s bald? [23] Ну что ты копаешься? — спросил Шиман.

— Hab Sand in der MP [24] Песок набился в автомат. .

— Woher der Sand? [25] Как же он туда попал?

— Ich habe es fallengelassen… Gut, komm. Lassen wir ihn den Himmlerbrüdern [26] Да я его уронил… Ладно, пошли. Оставим его ребятам Гиммлера. .

— Natülich. Ich sagte ja [27] Конечно. Я же тебе говорил. .

Сократилин слышал, как они уходили. Но все еще боялся пошевелиться, открыть глаза. Он понимал, что его пощадили. Но почему? Над этим думать не было ни сил, ни желания. Со смертью он смирился и принимал ее не только как неизбежность, но и как избавление от всех мук и страданий. И вот, когда он остался жить, ему вдруг стало страшно, у него затряслись ноги, и тело покрылось густым и липким, как клей, потом.

Город горел. Отсветы пожара полоскались в Волхове, и вода казалась кровавой. По золоченым куполам Софии тоже как будто стекала кровь, а на розоватых стенах собора плясали уродливые тени.

Конец первой книги 1967–1968

Встать как положено!

Звание, фамилия?

Фельдфебель Герхард Шеберт.

Войсковая часть?

Первый мотоциклетный батальон восьмой танковой дивизии генерала Бранденбурга. Через полчаса наши танки будут здесь… Мои часы у него.

Благодарю.

Не стоит. Да и зачем они теперь вам?

Меня расстреляют?

А почему бы и нет?

Прошу вас сохранить мне жизнь. Когда наши придут, я замолвлю за вас словечко.

А кто за них замолвит?

За всех не обещаю.

Русский жив, а притворяется мертвым.

У него ноги перебиты.

Надо пристрелить.

Зачем, Юрген? Мы же не эсэсовцы.

Эсэсовцы — парни что надо. Сколько их полегло?

Ну вот пусть эсэсовцы и добивают раненых. Они это дело любят.

Не разводи филантропию, Шиман. Если я его прикончу, ему же лучше будет.

Он плачет. Пойдем. Не бери на душу лишнего греха.

За одного убитого большевика мне спишет фюрер все грехи.

Тогда не тяни. Кончай скорее.

Ну что ты копаешься?

Песок набился в автомат.

Как же он туда попал?

Да я его уронил… Ладно, пошли. Оставим его ребятам Гиммлера.

Конечно. Я же тебе говорил.