Лев Кассиль - Том 3. Линия связи. Улица младшего сына

Ярчук резко повел плечами, плотнее завернулся в простыню:

– Вижу, понимаете, валится мне под ноги мой адъютант. Я схватил его за локти, чтобы поддержать. Сам испытываю странную боль, щипки и уколы, словно кусачками меня рвут со всех сторон. Слышу, кричат мне: «Товарищ полковник, вы ранены, везде кровь на вас…» Я упал. Но Васи Петрова из рук не выпустил. Только вижу, что он уже у меня в руках – покойник. Весь, бедняга, пробит, все лицо, вся грудь изорваны, гимнастерка – в клочья, ремни наплечные перебиты. Только тогда понял я, что тут вышло. Понимаете, что он сделал? Когда угодила мина, он успел кинуться передо мной навстречу взрыву. Вскочил с земли, спиной ко мне, лицом к смерти, и все, что мне причиталось, весь заряд, весь густой конус осколков, весь огонь на себя принял в упор… А меня заслонил собой. Видите, только по касательной меня задело – лишь те осколки, что его облетели. Я говорил вам, что Петров был роста со мной одинакового, но в плечах поуже, сложение полегче. Вот, можете убедиться: все это на мне отпечаталось в точности…

Ярчук встал с камня, подошел ко мне вплотную, сбросил простыню, расправил плечи, закрыл ими полгоризонта.

– Левое плечо у него, я уж говорил, пониже было, – продолжал он, – и у меня тут слева плечо больше задето. По контуру обведено. Знаете, как ребята: руку положат на бумагу и обводят карандашом… Спас меня человек и на мне свой портрет отпечатал, словно на память… Так и ношу на себе, уж это не слиняет. Вот не люблю только, когда расспрашивать начинают…

Я еще раз взглянул на полковника. Он стоял передо мной, вытянувшись во весь свой огромный рост, и, показалось мне, ясно проступил на его могучем теле огнем обведенный, врезанный железом, порохом протравленный силуэт того, кто заслонил собой сердце командира и друга, стал лицом к смерти и принял разрыв на себя. Я подумал тогда, что так вот и на всей нашей жизни, на всем, что уберегли, что отвоевали, навсегда останется отпечаток великого подвига тех, кто, прикрыв собой самое заветное, стал лицом к огню и принял его в упор на себя!

Ночь в Москве была темная. Бушевала метель. В городе – ни огонька. В двух шагах не разглядеть человека. И на улице, у самого подъезда радиостудии, я едва не наткнулся на маленькую фигурку. На груди слабо светилась ромашка – стеклянная, с фосфором – московская новинка. Меня окликнули. Голос ломкий, низковатый. Мне показалось сперва – мальчик-подросток.

– Товарищ, где здесь можно передать письмо с фронта по радио?

Подошел поближе, вижу: это девушка, в шинели, с вещевым мешком за спиной, в шапке-ушанке.

Писем к нам приносили много – я не удивился вопросу, сказал только, что письма сдаются в другом месте и, кроме того, сегодня день воскресный, выходной, да и поздно вообще – никого в отделе нет.

– Нет, мне обязательно сегодня нужно, сейчас! Пожалуйста, я вас очень прошу, передайте сейчас же это письмо… Вы ведь на радио работаете? Вот тут все написано. Сейчас же передайте по радио!

И сует мне в темноте письмецо.

– Я вас очень прошу. Это очень важно. Вы даже не представляете себе, как это важно.

– Нет, не представляю, – говорю, – действительно. Я передам ваше послание в отдел писем на фронт завтра.

– Нет-нет! Завтра уже поздно будет. Сегодня надо, сейчас же! Он же там ждет, на фронте. Он тревожится. Я вам сейчас все объясню. Понимаете, у меня есть… одна подруга.

– Угу. Подруга? Понимаю.

– Да, подруга. И вот она… то есть я, должна, вернее, я обещала ей, что он… Я говорю:

– Слушайте, как вы сами разбираетесь в таком количестве местоимений: вы, она, я, он?.. Тут так темно, что я уже сам заблудился среди этих дремучих местоимений. Мне кажется, что у вас крайне запутанное положение. Вы говорите о своей подруге «я», а подруга, должно быть, говорит про себя «она»? Что это, вы покраснели, кажется?

– И ни капельки нет! С чего вы взяли? Вот уж… И вообще, откуда вы знаете? В такой темноте ничего не видно.

А сама все-таки стащила с руки варежку и украдкой коснулась тыльной стороной пальцев своих щек – одной и другой.

– Ну ладно, – говорю, – выкладывайте, девушка, все ваши местоимения, а то я опоздаю. Так кто он такой? Лейтенант?

– Младший.

– Прекрасно. Так где он, ваш младший лейтенант?