Николай Асанов - Волшебный камень

Он молчал несколько мгновений, пока перед ним проходили эти видения, и затем сильным, спокойным голосом сказал:

— Не беспокойтесь, товарищ генерал, я справлюсь.

Бушуев еще раз внимательно оглядел его.

— Помните, Нестеров, это военная разведка. От вашего успеха во многом зависит победа на фронте и в тылу. Я буду ждать ваших известий. Пусть брильянты украшают женщин. Для производства мы должны найти алмазы. Пусть мелкие, пусть тусклые — лишь бы они помогли разбить врага. А тому, что их у нас нет, я не верю!

И оглядел всех спокойным взглядом. Впрочем, больше никто не хотел перечить ему. Нестеров попросил разрешения уйти. Бушуев сказал:

— Передайте привет Саламатову. Это мой бывший командир. Надежды ваши совпадают, так что он вас поддержит!

Нестеров вышел, радуясь тому, что с ним будут, как на поле боя, добрые и верные товарищи — Бушуев и Саламатов. И Варя, Варя!

Он с трудом перевел дыхание, представив себе будущую встречу, и невольно замедлил шаги. На улице была ночь без зажженных фонарей, без просветов из окон, темная военная ночь.

На следующий день он выехал в Красногорск.

Там, куда ехал Сергей Нестеров, все старое, известное, привычное кончалось. И начинались необжитые места, где сама жизнь человека граничила с подвигом и приключением.

Прежде всего окончилась железная дорога. Все пути на маленькой станции уперлись в тупики, которые стояли как часовые у границы обжитого мира. Они, казалось, охраняли маленький старинный городок, сверкавший на осеннем солнце главами церквей, которых на первый взгляд было больше, чем домов.

От этого городка начиналась лесная трасса, проложенная по глухим болотам и сограм [3] Согра — болото, поросшее мелколесьем. , по древней парме [4] Парма — уральское название нетронутого леса. , схоронившей старые следы жизни и заглушившей древние торговые дороги из Булгар в Чудь и из Новгорода за Камень. На месте разрушенных когда-то столичных городов, где в древности шумели, встречались, торговали, а если были споры, то и воевали Юг, Север, Восток и Запад, выросли непроходимые леса.

Нестеров знал и любил историю этого потерянного мира, который ныне заново открывали упрямые северяне, строя города по-дедовски, из бревен по полметра в диаметре, с острогорбыми крышами, способными выдержать здешние тяжелые снега.

Впрочем, изменилось в этом городе теперь многое. Старый административный центр, в котором еще в целости сохранились дома-крепости царских воевод с заборами из кедровых палей [5] Пали — городьба из бревен или плах с заостренными (опаленными) верхними концами. , играющие на солнце слюдяными оконцами и удивляющие своим видом торопливых потомков, был со всех сторон охвачен новыми заводскими поселками. Здесь щедрая уральская земля — только пробейся сквозь нее, раскрой ее недра — отдавала калий, соль, нефть. А возле реки шумели цехи бумажного комбината, пристанские склады, и по замерзшей земле с дробным стуком шли тракторы, автомашины, передвигались краны, торопились полки рабочих. И только в древнем центре дремала устойчивая тишина, словно люди нарочно оставили старый городок для обозрения, как бы накрыв его стеклянным колпаком — бледным небом, низко нависавшим над городом.

Нестеров любил этот городок. В нем, как две струи в реке, шли две жизни, нимало не мешая одна другой. Охотники, звероловы, добытчики золота ютились в своих старых домиках с пудовыми замками и ставнями из кедровых плах, а их дети работали на шахтах, на рудниках, учились в техникумах и школах ФЗО, переселялись в новые кварталы пятиэтажных домов, — они были хозяева нового города. Правда, внимательный взгляд видел и на ином воеводском дворце, уцелевшем без всяких переделок, замысловатую вывеску какого-нибудь райзаготучреждения, а опытный приезжий, конечно, стремительно направился бы к новому зданию в центре, зная, что именно там должны быть и райисполком и райком.

На этот раз Нестерову некогда было любоваться стариной, он нетерпеливо искал машину, чтобы как можно скорее прибыть к месту работы. Его волновали мысли о тех, кто находился за полтораста верст от него и кто ждал помощи отсюда.

Главным среди всех этих людей был для Нестерова Саламатов.

Едва он вспоминал о Саламатове, как к нему возвращалось давно забытое детство. Тут были и едкий дым курной избы, и запах печеной репы, и дым пастушеского костра на гарях по осеням, куда к ребячьей ватаге пастухов вдруг подходил комиссар. Так звали Саламатова все, потому что Саламатов командовал армией, воевавшей с белыми в этой части Урала. Против армии Саламатова, состоявшей из одной роты красноармейцев, действовали белогвардейские банды, гордо именовавшие себя «батальонами смерти», «полками двуглавого орла» и еще вычурнее, набранные из кулаков, чиновников и урядников, бежавших из уезда. Белыми руководил какой-то финн, принявший зырянскую фамилию. Граница между войсками проходила по водоразделу Печоры.