Константин Паустовский - Родина (сборник)

С утра из Заволжья начал задувать «казахстанец». Степь задымилась. Ветер срывал красноватую пыль с дорог и уносил ее к Дону, к Хопру, к Тамбовщине.

Пыль летела косматыми языками, припадая к земле. Тончайшая эта пыль была похожа на пудру. Она забивалась даже под стекла часов.

Мгла клубилась над степью, и в этой мгле мчались, подскакивая и вертись, сухие кусты перекати-поля.

Стоял ранний май, но в это трудно было поверить. Желтели вдалеке обрывы пересохших балок, побурела от пыли полынь, и самое небо было покрыто свинцовым налетом.

Дорога из Сталинграда в Дубовку, на лесные полосы тянулась степью. «На сколько хватает глаз, – как любили говорить писатели прошлого века, – ничто, кроме ленивого полета коршунов, не нарушало степного однообразия». Но так казалось только вначале. Глаз очень быстро привыкал к этому однообразию, к прямой черте горизонта и начинал замечать по обочинам дороги изорванные взрывом остовы грузовиков, втоптанные в землю танковые гусеницы и пулеметные диски, покрытые спекшейся глиной.

В густой дорожной пыли валялись пули. В иных местах их было так много, что они хрустели под ногами, как гравий. Большими островами то появлялись, то исчезали по сторонам поля недавних сражений. Недавних сражений! Годы мирного труда отодвинули войну так далеко, что, казалось, между нашим временем и войной уже легло столетье.

Характерно, что именно здесь, в Сталинграде, где еще высятся молчаливые руины и цепь пушек, поставленных на гранитные постаменты, отмечает железную линию обороны, все заняты кипучим трудом – закладкой новых ветрозащитных лесов, строительством исполинской плотины через Волгу, сооружением Волго-Донского канала, постройкой удивительных машин, Как, например, землесоса, который заменяет труд тридцати пяти тысяч человек. Недаром на дверях комнаты в подвале универмага, где был взят в плен Паулюс, сейчас висит мирная табличка: «Дежурный пожарной охраны».

Две огромные лесные полосы протянуты через сталинградские степи. Ближе к Волге проходит полоса Саратов – Астрахань шириной в сто метров, а за ней, глубже в степь, идет тройная линия лесной полосы Камышин – Сталинград. Эта полоса пролегает по водоразделу Волги и Иловли и обходит мощными поворотами крутые степные балки.

Полоса эта носит название «трассы юности». Она посажена сталинградскими комсомольцами, взявшими обязательство закончить посадку новых лесов в три с половиной года вместо пятнадцати лет.

Около «трассы юности», на краю небольшой балки я увидел цветущую дикую яблоню. Она росла совершенно одна в открытой степи. Она вся шумела и трепетала от ветра, но ветер не мог оторвать от яблони ни одного лепестка. Очевидно, за многие годы жизни дерево выработало в себе цепкость, упорство, способность противостоять жестоким суховеям. Ствол яблони казался отлитым из узловатой серой стали. И, как окалина на стали, желтели на яблоне лишаи.

Такую же школу выносливости и упорства придется пройти и молодым дубкам, посаженным в здешней степи. Работники лесной полосы называют их героями. Нет более поразительного и трогательного зрелища, чем эти побеги с прозрачными – то зелеными, то красноватыми и еще липкими листьями, что цепко держатся в сухой земле и тянутся из солончаков навстречу ветру.

Дубки еще невысокие, – их посадили только в прошлом году. Надо нагнуться к земле и посмотреть вдоль посадок. Тогда хорошо бывают заметны полосы дубовых побегов, прорезающие степь от горизонта до горизонта как бы бесконечными зелеными шнурами.

В первые четыре года молодые дубки идут, как выражаются лесоводы, «в корень», закрепляются в земле и только после этого начинают расти в вышину – до полуметра за каждое лето.

Вокруг молодых дубков насажена зеленая теневая «охрана» из желтой акации, татарского клена и ясеня. Лучше всего разрослась акация – она уже высотой по колено и дает первую перистую тень.

Мы долго сидели на растрескавшейся земле на опушке будущего леса и смотрели, как ветер бежал волнами по молодой листве. И долго слушали ее еще неясный, еще как бы застенчивый шум, небывалый в этих волжских пустынях первый шум леса.

Высокий, загоревший от солнца человек в черной гимнастерке с боевыми орденами, начальник лесного участка – человек резкий и требовательный, – очень осторожно прикоснулся к трепещущим дубовым листочкам и сказал:

– Да… Истинные герои! Выстояли! Я не мастер, понимаете, по части поэзии. Мое дело – посадочные машины, графики работы и все такое прочее. А все же скажу, что Пушкин был прав, когда написал: «Здравствуй, племя младое, незнакомое! Не я увижу твой могучий поздний возраст».