Илья Маркин - Впереди — Днепр!

— Андрей Николаевич, — тихо окликнул Решетников.

— Вы, товарищ генерал? — встрепенулся Бочаров.

— Игорь Антонович, — мягко поправил его Решетников и присел к столу.

— Так вот, Андрей Николаевич, — продолжал он, глядя прямо на Бочарова, — две самых важных вести. Первая — Ставка Верховного Главнокомандования ввиду того, что противник начал сосредоточение крупных группировок войск в районе Харькова и Орла, наступление наших Центрального и Воронежского фронтов признала нецелесообразным и отменила операцию. Вторая — генерал Ватутин с целью срыва сосредоточения вражеской ударной группировки в районе Харькова и Белгорода предложил нанести упреждающий удар и уничтожить фашистские войска на белгородско-харьковском направлении. Это предложение послано на утверждение Ставки.

— Значит, упреждающий удар? — переспросил Бочаров.

— Да, упреждающий удар, — подтвердил Решетников.

Командующий группой немецких армий «Юг» фельдмаршал Фриц Эрих фон Манштейн стоял у окна своего просторного кабинета в Запорожье и задумчиво смотрел на вихрящиеся снежинки разгулявшейся метели. Несмотря на свои пятьдесят шесть лет, до самого последнего времени фельдмаршал чувствовал себя бодро и уверенно. Тридцатисемилетняя служба в немецкой армии от кандидата в офицеры в 1906 году через должности взводного командира, батальонного и полкового адъютанта, начальника штаба дивизии, офицера оперативного отдела военного министерства, начальника оперативного отделения генштаба, командира дивизии, начальника штаба группы армий до командующего огромной массой войск, объединенных в группу армий «Юг», вознесли его на вершину военной славы. Но в последний год престиж фельдмаршала начал тускнеть. Хоть и называли его творцом плана блестящей французской кампании 1940 года, героем Крыма, но война с Россией затмила победу Германии над Францией, а Крым, как отчетливо понимал и сам фельдмаршал, и высшие чины в Германии, был не столько триумфом немецкой армии, сколько ее поражением. Еще тогда, под гром восхвалений и лести, фельдмаршал впервые задумался о последствиях войны с Советским Союзом. Крым немцам стоил дороже того военного, политического и экономического значения, которое он имел. Но фельдмаршала, героя Крыма, вызвал Гитлер и поставил новую, как он говорил, самую почетную задачу: уничтожить, стереть с лица земли непокорный Ленинград с его жителями и защитниками. Воспрянув духом, полный беспощадной решимости, отбыл фельдмаршал к новому месту службы. Но едва прибыл он к немецким войскам, окружившим Ленинград, как грянул гром на другом фронте. Советские войска нанесли сокрушающие удары на Волге и огненным кольцом стиснули армию Паулюса.

Гитлер снова вызвал Манштейна и приказал любой ценой вырвать из окружения немецкие войска. На всю жизнь запомнил Манштейн продуваемые декабрьскими ветрами степи между Волгой и Доном. Ни его тридцатисемилетний военный опыт, ни категорические приказы Гитлера, ни фанатическое упорство немецких солдат не могли спасти обреченные на разгром войска Паулюса. Ударная группировка Манштейна не только не смогла прорваться к окруженным войскам Паулюса, но, получив сокрушительный удар от советских гвардейцев, покатилась назад и, оставив огромную территорию, только с помощью спешно переброшенных резервов смогла укрепиться на берегах Северного Донца и Миуса.

Сам Манштейн со своим штабом, беспрерывно меняя места расположения, перекочевал в Запорожье. И вот теперь здесь, на берегу Днепра, в тиши далекого тыла, Манштейна охватили тяжелые раздумья.

«Две кампании, почти два года войны не привели к разгрому Советского Союза, — с горечью констатировал фельдмаршал. — Из Подмосковья, от Волги, от Кавказских вершин немецкие армии откатились на сотни километров назад, потеряв сотни тысяч солдат и пролив реки крови. А силы русских все возрастают и возрастают».

— Должны же, в конце концов, иссякнуть силы русских! — в исступлении воскликнул Манштейн.

Но, вспомнив Крым и Задонские степи, фельдмаршал затих. Только теперь, после мучительных раздумий, к нему пришел окончательный и ясный вывод: добиться победы над Советским Союзом невозможно. Но что же делать? Отступить, признать себя побежденным — это значит впустить советские войска в Германию.

«Нет, — думал Манштейн, — перед нами противник и наша задача остановить его перед границами Германии. Выход только один: нужно добиться ничейного исхода войны, добиться хотя бы сепаратного мира, сыграть вничью. Но русские не пойдут на ничейный исход войны. Их нужно заставить, вынудить согласиться. А это возможно лишь в том случае, если русские ослабнут, силы их иссякнут и они не смогут провести решающего наступления. Нужно добиться хотя бы равновесия сил на востоке. Значит, нужно нанести русским тягчайшие поражения, тогда только возможен ничейный исход войны».