Михаил Керченко: У шоссейной дороги

— Какое у вас образование? — спросила Тоня.

— Он агроном, — пояснил Сергей Дмитриевич. — И машины знает.

— А что плохого, Сережа, в том, что он будет работать пчеловодом?

— Да это же глупо, — сердито сказал Шабуров и, придвинув к себе стакан, энергично отпил глоток. — Здоровый молодой человек, полон сил, с высшим образованием и вдруг — на пасеку.

Тоня иронически улыбнулась. В комнату вошел старик с курчавой бородой, молча снял у порога туфлю (вторая нога у него была деревянная) и, присев на скамейку, поздоровался.

— Ну что? — живо осведомилась Тоня. — Встретил кого-нибудь?

— Да ничего. Брехня. Никто не приехал. Кому нужна наша пасека? — сказал старик хмуро.

— А ведь он у нас сидит… вот он, — улыбнулась Тоня. — Знакомьтесь.

— Это мой отец, Кузьма Власович, — кивнул Сергей Дмитриевич.

Я встал, подошел к порогу, поздоровался. Старик мне сразу понравился.

— Приехал, ну и хорошо. Теперь все будет в порядке, — облегченно произнес Кузьма Власович.

Тут скрипнула дверь, и в проеме показался высокий сухопарый человек в гимнастерке защитного цвета, в щеголеватых, надраенных до блеска хромовых сапогах. Он был подпоясан широким солдатским ремнем. Лицо тонкое, в мелких морщинках. Глаза маленькие, юркие, любопытные. Прическа — бобрик (волосок к волоску, как у ежа колючки). Конечно, я сразу узнал Дмитрия Ивановича Дабахова, дядю Марины, заядлого рыбака, человека разворотистого и горячего. Но не объявился, вернулся смирнехонько за стол. По правде, я и раньше встречался с ним лишь несколько раз.

— Здравия желаю! — звонко, по-солдатски отчеканил Дабахов. Он торопливо, как-то небрежно сунул руку старику и, прищурившись, взглянул на Сергея Дмитриевича. — Я к тебе. На товарный склад поступила бумага для типографии. Не на чем вывезти. Машина нужна вот так, — и он провел рукой по тонкой морщинистой шее ниже кадыка. Сергей Дмитриевич улыбнулся и покачал головой.

— Бумагу вывозить или на рыбалку ехать? А?

Дабахов улыбнулся, сморщился и, раздумывая, глотнул слюну. Острый кадык, как поршень, поднялся снизу вверх и нервно опустился.

— Если честно сказать, то мне действительно надо поехать на рыбалку. Жалко своего «Москвича». Приберечь хочется… Э-э, да тут у вас гость.

Он, чеканя шаг, подошел к столу и крепко пожал мою руку.

— Я тебя сразу не узнал. Привет! Э-э… Как тебя?

— Иван Петрович, — подсказала Тоня, остановив на мне глаза.

— Да-да. Вспомнил. Понимаешь, Иван, страсть люблю рыбачить. Поедем со мной! Отдохнешь. Ты в гости?

Я сказал, что собираюсь работать на пасеке.

— Хорошее дело. Приветствую. А ты, говорят, где-то директорствовал? Это правда? Или я что-то напутал?

Его вопрос меня насторожил. Я как будто не понял и произнес:

— А вот Сергей Дмитриевич не одобряет мои планы.

— Напрасно. Честное слово, напрасно. Рыбалка и пчеловодство — самые выгодные занятия. Если с умом взяться за это дело. Я тут в округе многих пчеловодов знаю. Живут крепенько, позавидуешь…

Он говорил с достоинством, засунув руки за ремень и оттопырив нижнюю губу. Сергей Дмитриевич выразительно поглядел на меня и кивнул головой:

— Слыхал? Выгодные занятия… Он без выгоды — ни шагу. Если и ты так смотришь на эти вещи, то, конечно, тебе надо работать пчеловодом. Меньше ответственности, спокойнее, подальше от людей. Кротовая жизнь.

Я заметил, как Тоня вся вспыхнула.

— Кротовая — говоришь? Зачем обижаешь человека? Там жизнь подвижника! Ты каждый день спишь на свежей простыне, отдыхаешь после работы на мягком диване, не думаешь о еде, у тебя радио, телевизор. А там ничего нет. Ты бы там и неделю не выдержал. Кто же, по-твоему, должен заниматься пчеловодством?

— Старики. Это их дело, — буркнул инженер.

— Извини, Сергей Дмитриевич, — мягко вмешался я, — ты просто смутно представляешь себе пчеловодство.

— Да что вы, право, напали на меня. Мне все равно в конце концов.

— Будет или нет машина? — нетерпеливо спросил Дабахов, не обращая внимания на наш спор.

— Помоги человеку, — вмешался Шабуров-старший, наливая ковшом воду в умывальник. — Все равно не откажешь. Что мытарить его.

— Ладно. Только машину не разбейте.

Сергей Дмитриевич вырвал из записной книжки листок, что-то написал и протянул Дабахову.

— Шоферу отдашь.

Дабахов козырнул: — Благодарствую! — и, чеканя шаг, удалился.

Сергей Дмитриевич уехал куда-то по своим делам, а я до обеда пробыл в совхозной конторе (она на окраине города) в отделе кадров. Это узкая, с зарешеченным окном, комнатка, где помещается обшарпанный письменный стол и вместо сейфа — большой сундук, обитый жестью. Иногда на нем сидят посетители. Кадрами ведает жена директора совхоза — маленькая, полная и очень бойкая женщина. Когда я вошел в ее кабинет, сундук-сейф был открыт. К толстой крышке с внутренней стороны приклеены какие-то списки, фотографии и вырезки из местной газеты — соцобязательства. В сундуке, как я понял, хранятся личные дела рабочих.