Михаил Барышев - Весеннее равноденствие

— Главное же — защита центральной линии индустриализации — это сборный железобетон, — гордо заявил Лаштин, словно он явился творцом индустриализации строительства. — Ради центрального направления, ради его идейного звучания должно, товарищи, пренебречь частностями. Я надеюсь, что ученый совет поддержит меня и не позволит ни частным, ни ограниченным, ни единичным способом подрывать большой и принципиальный вопрос…

— Не о том же речь! — крикнули из зала.

— Не искажайте мысли докладчика!

Бортнев позвонил в колокольчик. Зиновий Ильич терпеливо и снисходительно подождал, пока утихнет этот анархистский, недопустимый для ученого совета шум.

— Мы не позволим подрывать вопрос, — повторил он. — Не позволим ставить под сомнение авторитетный документ, открывающий «зеленую улицу» сборному железобетону!

Затем Лаштин откашлялся и заявил, что, несмотря на все сказанное, он не считает себя вправе отмахнуться и от сомнений, прозвучавших в докладе Жебелева. Раз есть неясности, надо продолжить научные исследования.

— Не исключено, товарищи, что накопление фактов и совершенствование методологии изучения вопроса приведет к необходимости внести уточнения. Таково закономерное движение науки. В настоящем же виде, без проведения дополнительных исследований, предложения Жебелева представляют в их натуральном виде мелкое, не заслуживающее внимания, починочное мероприятие, а не результат серьезного исследования проблемы в целом.

Бортнев скомкал перечеркнутый проект решения и попросил у Казеннова новый экземпляр. Вчитавшись в формулировки, он подумал, что в основе, пожалуй, они как раз подойдут. Конечно, при доработке надо кое-что конкретизировать, снять в отдельных абзацах рыхлость. А в целом подходяще, мудро проект составлен.

— Кроме того, — продолжал Зиновий Ильич, которому теперь благожелательно внимали члены совета, — я рекомендовал бы предложения Жебелева не направлять в руководящие органы. Они для этого недостаточно обоснованны и вески. Не тянут они, товарищи, по крупному счету, не могут служить основой для принятия важных решений.

Выступление Лаштина поддержал Илья Никитич. Грузный, с седой шевелюрой, он встал за столом с зеленым сукном и с ходу усомнился в данных двух плакатов, заявив, что для выведения подобной координаты фактических затрат мало графических точек.

— Больше надо, много больше, — веско сказал он. — Это обстоятельство, а также гуманные мысли заставляют меня полностью солидаризироваться с выступлением Зиновия Ильича.

С Ильей Никитичем солидаризировалась экономический доктор Елизавета Сергеевна. Технический доктор Петр Константинович признал, что в докладе Жебелева есть рациональное зерно и высказанные предложения о продолжении исследований, несомненно, разумны, пожелал совету еще раз вернуться к данному вопросу и уже тогда решить его конкретно.

Перспективные кандидаты второго ряда воздержались от выступлений, так как им предстояло защищать докторские диссертации. В предвидении такого ответственного момента они были предельно сдержанны в публичных местах.

Третий же ряд, почуяв, что совет возвращается в привычное дремотное лоно, надежно управляемое председателем, разбрелся по коридорам курить и обмениваться новостями.

Приглашенные на совет, ранее имевшие намерение кинуться в драку за Жебелева, малость поостыли еще во время профессорской экзекуции, устроенной Коршунову. Вылезешь на трибуну, а тебе подкинут какую-нибудь новую «сигму» или «бета-прим» и выставят перед народом настоящим дураком. У этих стариканов в запасе всякого хитрого добра навалом. Ткнут в нос вопросик, и будешь, как Коршунов, краснеть и заикаться. У Жебелева голова правильно мыслит, но, может быть, он в самом деле поторопился. Может, лучше продолжить исследования, собрать больше материала для окончательных выводов. Столько лет эти проклятущие махины монтировали, еще полгодика погодить можно, не обедняем в конце концов. Планы, слава богу, каждый год перевыполняем, по темпам роста впереди идем…

Несколько смельчаков вылезли на трибуну, но с ними легко управился Бортнев. Он давал им широко развернуться на вводных мыслях, а когда они переходили к существу, оказывалось, что у них истек регламент. После выступления Коршунова члены ученого совета никому, кроме самих себя, регламент не продлевали.

— Что же это такое, Николай Павлович? — взволнованно шептала Инна Замараева, подсевшая к Жебелеву. — Гробится же наш вопрос… Чего же вы молчите? Ведь у нас же все-все правильно.