Николай Кузаков - Красная волчица

— Почему только русских? Я всех учу. Советская власть велит всем учиться. За тем я и пришел. Надо собрать людей, говорить буду.

— Куда торопишься? В гости пришел, надо чай пить.

Ятока положила перед Поморовым с Кайначей небольшие доски, с улицы принесла чайник и в деревянной чашке куски дымящегося мяса. Нарезала хлеб. Поставила соль. Поморов украдкой поглядывал на Ятоку.

— Пошто учитель не ест? — спросила Ятока.

— Спасибо. Я думал, ты ничего делать не умеешь,

— Почему? — Ятока скосила на него черные глаза.

— Шаманка. И богатство такое.

— Учитель плохо думал. Ятока все умеет делать: oxoтиться, шкуры делать, одежду шить, чум ставить.

— И белого медведя сама добывала? На север, к морю ходила? — Поморов кивнул на белую медвежью шкуру.

Ятока удивленно подняла тонкие брови.

— Пошто к морям? Это лесной медведь. Он князь у зверей. Какой род такую шкуру имеет — сильный род, его все звери почитают и дают добычу.

— А я и не знал, что белые медведи в лесах водятся.

— Шибко мало есть. Один хозяин медведей помирает — другой приходит. Его все звери охраняют. Людям не показывают.

— Интересно. А вы долго думаете здесь пробыть?

— Нет. Нам надо порох, дробь, муку, материю. Осенью охотиться будем. Далёко пойдем. В гольцы. К Седому Буркалу.

— Дробь, порох есть. В Госторге у Дмитрия Воронова получите. А вот ткани маловато.

После обеда Поморов с Ятокой вышли из чума, присели под деревом. Через несколько минут к ним собралось все население стойбища. Мужчины во главе с седым и костлявым стариком Согдямо сели впереди, за ними — женщины, а только уж потом девушки.

— Ты еще не женился? — спросил Поморов Кайначу.

— В своем роде нельзя. Шаманка запрещает. Зимой пойдем к Холодной реке, там жену брать будем.

— Это почему? — удивился Поморов. — Никто не может запретить любить, — Поморов посмотрел на рядом сидящую Ятоку.

— Совсем худая кровь стала в роде Делаки, — пояснила Ятока. — Ребятишки плохие. Помирают много. Жениться будем — совсем кончать род будем. Ребятишек не будет. Кто род продолжать будет?

Только сейчас Поморов обратил внимание, что эвенки щуплые, низкорослые. А лица, даже у молодежи, какие-то старческие. Кровосмешение, видимо, достигло предела. Ятока, должно быть, поняла это инстинктом, а может, это было завещанием хитрого и умного отца ее.

Все смотрели на Поморова, что он ответит Ятоке. Он — учитель русских, он, как шаман, все знает.

— Правильно говорит Ятока, — сказал Поморов.

Все одобрительно закивали.

Поморов выждал минуту.

— Но дети умирают еще и оттого, что в чумах грязно. Тут любая зараза может появиться. Рядом озеро, а люди не моются. Неплохо было бы иметь вам на каждом стойбище баню.

Согдямо затряс седой головой.

— Худо баня. Я с Захаркой Вороновым-Медвежатником ходил, чуть не пропал.

— Тогда в речке мыться надо.

— Будем, учитель, — решительно заявила Ятока. — Все стирать будем.

— Вот и хорошо. А теперь вот еще что. Надо ребят в школу послать. В городе Карске открылся интернат. Нам дали пять мест. На будущий год обещают всех принять. Надо решить, кого послать нынче.

— Пошто посылать, — запротестовал Согдямо. — Кайнача хорошо учит. Пальмой зверя колоть учит, белку следить. Хорошо учит.

— Это не то. В школе они научатся читать книги, будут много знать. Потом станут докторами, учителями. Понятно?

— Все понятно, — ответил Согдямо, — ребятишек хорошо надо учить сохатого следить, ловушки ставить, много мяса добывать.

Поморов усмехнулся.

— Не поймем друг друга. Приходите завтра в деревню, там еще поговорим.

— Хорошо, учитель, — ответила Ятока. — Все придем.

Ятока перебирала чернику. Возьмет в пригоршню и пустит по берестяному листу. Ягоды катятся в туес, а листочки, хвоя остаются на бересте. «Придет Вася, угощать буду, — думала Ятока. — Надо еще клюквы набрать. Настой из нее шибко хорошо пить в жару».

С улицы донеслись выкрики, шум. Ятока вышла. У чума Урукчи стоял пастух Кучум, сын старика Согдямо, Перед ним, точно рябчик на току, подпрыгивал Урукча. Рядом с длинным Кучумом он казался совсем маленьким.

— Лентяй поганый! — выкрикивал Урукча. — Совсем забыл, за что тебя хозяин кормит. Я научу тебя работать!

Урукча схватил ременный аркан и хлестнул по лицу Кучума. Из носа пастуха на редкие моржовые усы брызнула кровь. Кучум качнулся, сжал кулаки, казалось, еще миг — и этот великан швырнет от себя тщедушного Урукчу. Но пастух вытер кровь залатанным рукавом рубахи и продолжал стоять.