Карен Шахназаров - Курьер

Первым, кого я встретил, когда на следующий день пришел в редакцию, была Зиночка. Она сидела за своим столом, положив ногу на ногу, и красила губы. Они у нее красные, но Зиночка предпочитала синий цвет. Она считала, что женщина с губами, как у мертвеца, должна вызывать у мужчин особое расположение.

– Ты что у Кузнецова вчера натворил, Пантелеймоныч? – спросила она меня.

– А что такое? – поинтересовался я.

– Да вот, позвонил ни свет ни заря и просил прислать за рукописью кого-нибудь другого.

– А ты?

– Я сказала, что больше некому. А он и говорит:

«Очень жаль, что в столь уважаемом учреждении работают такие нахалы, как этот молодой человек».

– А ты?

– Я говорю: «Да он у нас погоды не делает. Он у нас – пойди-подай». – Зиночка облизнула губы и взглянула на меня, явно рассчитывая произвести впечатление.

– Замечательно, – сказал я. – Прямо как у покойника.

Зиночка сморщилась, но не обиделась. Она никогда не обижалась.

– Так что же ты там наделал, Ваня?

– Да ничего. Его дочка втюрилась в меня по уши, вот он и опасается.

– Браво, Ваня. Ты, я вижу, свое дело знаешь, Кузнецов – сильный человек.

Я усмехнулся: дескать, красиво жить не запретишь, – и уселся в кресло-развалюху, стоявшее подле Зиночкиного стола. Меня одолевала дремота. Я уже было клюнул носом, но тут появился Макаров. Вид у него был неважный. Лицо опухшее, глаза стеклянные. Он кивнул Зиночке и поздоровался со мной за руку. Потом сел за свой стол и тяжело вздохнул.

– Ты на Цветной съездил? – спросил он меня,

– Нет.

– А чего сидишь? Двигай на Цветной. Привезешь фотографии, а потом к Кузнецову за рукописью. Ее сегодня в набор сдавать. – Он опять вздохнул и ослабил узел галстука. – Что-то душно у нас. Нет? – Макаров вопросительно и печально посмотрел на Зиночку.

– Открой форточку, Иван, – сказала Зиночка. – Степану Афанасьевичу душно.

Я полез открывать форточку, но, вдруг потеряв равновесие, сорвался с подоконника и полетел на пол. Плечами я ударился о дверцу шкафа, стоявшего рядом с окном. Одна створка распахнулась, и на мою голову посыпались папки с бумагами, журналы, книги, справочники и в заключение увесистый дырокол, угодивший мне в самое темечко. Степан Афанасьевич при этом скривил лицо так, будто ему, а не мне попали дыроколом по голове. Он побледнел и как пуля вылетел из комнаты.

– Заставь дурака богу молиться – весь лоб расшибет, – сказала Зиночка.

Я ничего не ответил. Поднялся, отряхнулся и стал собирать бумаги и запихивать их обратно в шкаф.

– Клади по порядку, – сказала Зиночка.

Я сложил на правой руке фигу и молча показал ей. Минут через десять вернулся Макаров. Он посвежел и, видимо, чувствовал себя значительно лучше.

– Уф! – сказал он. – Ну, Иван! Ну, Иван!

– Открывать форточку? – спросил я.

– Да нет, и так полегчало. Не ушибся?

– А как вы думаете? Если дыроколом по башке? Это как – приятно?

– Дырокол? Кто же его туда засунул? Я его третью неделю ищу! Давай-ка сюда.

Я подал ему дырокол. Степан Афанасьевич повертел его в руках, хмыкнул.

– Да, – решил он. – Такой штукой по голове – это не шутка. Можно до крови разбить.

– Конечно, – согласился я. – Если бы он с большой высоты падал – наверняка до крови.

– А может, и не до крови, – сказала Зиночка.

– Как не до крови?! – возмутился Степан Афанасьевич. – Таким дыроколом убить можно.

– Вот это вряд ли, – засомневался я.

– Да ты подумай! Если им со всей силы и по башке! А? – Степан Афанасьевич замахнулся рукой, изображая, как можно убить дыроколом.

– Дайте мне посмотреть, – попросила Зиночка.

Ей дали. Она оценивающе взвесила дырокол, покачала головой и сказала: – Если со всей силы, то убьешь.

– Вот видишь, – проговорил удовлетворенно Степан Афанасьевич.

Тут зазвонил телефон. Макаров поднял трубку.

– Да?.. Здрасте, Олег Петрович!.. Шум? Да это у нас тут курьер новенький с окна свалился… И знаете, что любопытно, ему дырокол на голову упал… Нет, не такой, как у вас. У вас маленький, а это, знаете, такой тяжеленный дыроколище… Нет, ни единой царапины… Ага, сейчас зайду… Ладушки. – Он положил трубку, забрал дырокол и направился к двери. – Шеф вызывает. Зина, дай-ка мне заодно характеристику Ованесова. Пускай подпишет.

Зина подала ему папку с бумагами. Степан Афанасьевич быстро просмотрел, их, кивнул головой и обратился ко мне:

– Вань, двигай на Цветной. Адрес у Григорьева возьми, а потом, значит, к Кузнецову.

Дверь открыла высокая полная женщина с приятным лицом. Я догадался, что это Катина мама. Увидев меня, она загадочно улыбнулась. Вероятно, мое поведение вчера послужило предметом долгого обсуждения в семье Кузнецова.