Нет, надо куда-нибудь к людям. К Сашке, что ли? Нет, у него жена дома. Втроем — это не разговор. Петя? Да нет. Дуется. К Вере бы… Ну просто так, хотя бы о чем-то постороннем поговорить.
Набрал номер дорошинской квартиры. Ольга Васильевна откликнулась сразу, будто сидела рядом с аппаратом.
— Ну как? — спросил он.
— Уколы делают. — тихо ответила она, и голос ее был дрожащим. А потом, после паузы, вдруг сказала как-то просительно: — Вы уж больше не звоните, Володя… Не надо.
Да, виноват он… Он, Владимир Рокотов. Он никогда не считался ни с чем. А старик столько сделал для него. Хотя бы понять сумел, что значит для него существование на свете Павла Никифоровича Дорошина.
Рокотов знал, что будет делать. Машина стоит во дворе райкома. Поздновато, правда.
Обычного круга по площади делать не стал. Свернул на скорости в первый же переулок и ближним путем выбрался на трассу.
Ах, Насонов, Насонов… Умом только трудно тебя понять. Зачем тянул признание до дня исполкома? Эти хитрости понять можно, попробуй колхоз найди подрядчика для строительства. Все мощности, которые возможны, брошены сейчас на спецхозы. Именно они сейчас ударный фронт. А председателю, чтобы построить что-нибудь в обычном, рядовом колхозе, нужно либо искать «шабашников», либо химичить, как Насонов. А деньги в колхозах сейчас есть. И люди ждут улучшения условий труда и жизни, о которых так много пишем и говорим, да вот где строителей взять? Но вина Насонова не в том, что обвел вокруг пальца Дорошина, пусть через арбитраж теперь разбираются, а в том, что сразу после завершения строительства не признал своей вины, не сказал всей правды. Что же теперь с ним делать? Наказывать надо, это обман, это гнусная ложь… Но в то же время не дачу же себе строил? А председатель хороший. Даже в прошлый засушливый год и то выдюжил. А ведь сельского хозяйства в районе осталось с гулькин нос. Рубить сплеча одного из лучших руководителей?
Мелькали по сторонам черные кусты, с протяжным шелестом проносились мимо ивы, склонившиеся над прудами. Выползли из-за косогора огни села. Спит уже, наверное, Вера? А поговорить так надо.
Завизжали тормоза около домика рядом с больницей. Вместе со шлейфом пыли, гнавшимся за машиной по проселку, хлынула в лицо тишина.
В доме нет света. Наверное, лучше в окно постучать, чем в дверь. Ах ты ж черт, здесь палисадник. Не доберешься. А если через него? Во дворе может быть пес… Еще не хватало, чтобы у первого секретаря райкома собаки брюки порвали, а то и искусали. Взять да перемахнуть палисадниковую изгородь… Та-ак…
— Ты куды, лешак тебя забери, лезешь? — старушечий голос звучал спокойно и чуть насмешливо. — А?
Только тут заметил Рокотов в тени акации скамейку и на ней темную человеческую фигуру.
— Мне Веру Николаевну, — сконфуженным голосом сказал он, на чем свет стоит ругая свою торопливость.
— Ну-ка подь сюды.
Он подошел к скамейке. Белый платочек, завязанный под подбородком, крохотное тщедушное тельце.
— Садись.
Вот те на. Попался. Допрос будет или задушевный разговор?
— Мне нужно Веру Николаевну.
— А ты сиди, милай, сиди… Ишь какой прыткий. О себе обскажи, а то ведь я про тебя ничего не знаю, акромя того, что ты по ночам ездишь. Зовут-то как?
— Владимир.
— Верно. Так и внучка говорила. Холостой?
— Конечно.
— Знаю я вас… Все холостые, когда до девки лезете. А там, глядишь, и семья обнаружится… Ладно… Нету Веры зараз. Апосля будет.
— Скоро?
— Да скоро должна. Ты сиди, сиди… мне ведь и поговорить не с кем. Все в поле днем, а вечером тоже одна, внучка-то молодая. Что ей со мной? Ты вот мне что, милок, скажи: село наше, говорят, сносить будут. Чи правду народ балакаить? Ты-то у начальства поближе небось… Шофера — они завсегда все знають. Небось большого начальника возишь?
Рокотов улыбнулся:
— Когда как придется.
— Значит, на подхвате., Так ты мне, милок, про село обскажи.
— Наверное, не будут трогать вашего села.
— А председатель наш, Насонов, давеча приезжал к нам и Вере говорил, что дюже строгий секретарь новый. Как бы село не порушил. А Насонов — он все как есть знает.
— Как он у вас, председатель?
— Люди говорят: хозяин.
Помолчали. Глядел Рокотов на меловые откосы над прудом, на ивы вдоль берега, острые верхушки тополей и думал о том, что все здесь ухожено, доведено до совершенства трудом двух поколений людей, поднявших после войны это село. И как убедить тех, кто живет здесь, что у них под ногами лежит несметное богатство, которое может дать стране новые силы. Раньше, даже десять лет назад, Рокотов и слова не сказал бы против сноса села. Тогда все объяснялось одним емким понятием: «Надо». Не до сантиментов было. Но сейчас, сейчас не то время. Людям надо отдохнуть от мобилизационных слов. Людям нужно отдохнуть от терминологии «или-или». Нужно, если есть хоть какая-то возможность, постараться сохранить для человека его родной дом, воздвигнутый немалыми трудами, сохранить святые для него места, где лежат отцы и деды, потому что и в этом его жизнь. Потому что Родина — это совершенно конкретно, это, в первую очередь, тот клочок земли, к которому можно прийти в трудную минуту и посидеть у знакомой ветлы, вспоминая дни, когда узнавал свою причастность к великому народу с самой великой историей, когда слушал песни, до сих пор бередящие душу. Родина огромна, но сердце ее — на том кусочке планеты, где ты родился и сделал первые в жизни шаги босыми ногами по теплой ласковой земле. И более доброй земли ты не найдешь на всем земном шаре.
Читать дальше