Олег Кириллов - ВСЕ НА ЗЕМЛЕ

У дома стоял человек. Он шагнул навстречу Эдьке:

— Откуда? Никак через гать шли?

Да. Из партии… Мы теперь тут, по соседству.

Перед Эдькой стоял коренастый парень в фуфайке, белобрысый. Широкий нос, улыбка на лице. Когда пожимал руку, сказал:

— Игнат… Черемисины мы…

Эдька назвал себя. Игнат оглядел вездеход, покачал головой:

— Как это вы? Через гать у нас не всякий пойдет. Силен, паря.

— Вот к вам в гости.

— И то хорошо. Айда в избу.

Все шло так, как будто бы они давно уже знали друг друга, да только расставались ненадолго, а теперь опять увиделись.

Дом был старый, сложенный из толстых замшелых бревен. Высокое крыльцо — под навесом. Почерневшие доски слегка поскрипывали под шагами. В просторных сенях Катюша шепнула Эдьке:

— Ой, куда мы заехали?

Он в ответ сжал ее руку.

В доме было светло и тихо. Игнат усадил гостей на лавку, сам нырнул в низкую дверь сбоку. Тотчас же оттуда вышла худенькая старушка в цветастом переднике. Игнат представил ее:

— А это маманя… Анной Сидоровной кличут. Вот они, маманя, через гать на машине прошли.

Анна Сидоровна кивала головой и ласково глядела на Эдьку:

— А коли б застрял? Там же прорва… Ох, сынок-сынок.

Эдька не знал, что такое прорва, но по тону голоса предполагал, что это — вещь неприятная. Однако мысли на эту тему отвлекали его ненадолго, потому что Анна Сидоровна уже накрывала на стол, а Игнат по ее поручению побежал в погреб и через несколько минут притащил большую крынку молока, а потом на столе появились маринованные грибы, блюдо отварной телятины, чугунок с картошкой, от которого парило так, что у Эдьки остро защемило в желудке, и только сейчас он вспомнил, что не ел с самого обеда. А событий с той поры произошло так много, что минувшие пять часов казались вечностью, а вся предыдущая жизнь была отделена от сегодняшнего момента темной тайгой и топями.

— Оголодали, — заметил Игнат, когда гости торопливо принялись за еду, — у вас там все консервь… А продукту живого нету. Я вот в армии все старшину своего помню. Тот говорил так: «С кухни прожить хорошо годов пять, пока молодость да дурь в голове, а как после того, так к маманиному столу потянет». И то правду говорил. Я вот уже с год дома, так по мне маманины щи главней всего.

Он говорил неторопливо, плавно как-то, и Эдька только сейчас вспомнил, что ему и не пришлось встречаться ни с кем из старожилов. Разве только Савва, да и то речь у него уже пообтерлась в партии. Игнат рассказал, что окончил в свое время педучилище в Благовещенске, потом служил в армии, а теперь вот учит детишек в школе. Здесь всего два класса, в которых вместе занимаются ребята с первого по четвертый. Оно, конечно, колхоз мог бы построить школу получше, да вот учиться некому. По десятку ребят на класс. В город молодые бегут. Бывает и так, что возвертаются, да это больше те, кто женился. А холостежь, почитай, вся в бегах. Судьбу ищут. А что за судьба от земли в стороне?

Эдька слушал, а сам чувствовал назревший вопрос: «Зачем приехали?» И ему было страшно оттого, что его могут не понять. А врать не хотелось даже в своей малости, и не потому, что это было противно его существу, а хотя бы по той причине, что сидела рядом Катюша и он не мог, не имел права кривить душой в ее присутствии.

И все-таки вопрос прозвучал. Дождавшись, пока гости закончат есть, Игнат спросил:

— К нам по делу какому? Может, к председателю?

— Н-нет… — сказал Эдька и вдруг почувствовал всем своим разумом непонятность грядущего ответа для Игната и Анны Сидоровны. — Понимаете, мы все время в партии… Одна работа. Ну, кино еще, да это совсем не то… А Катюша очень хотела потанцевать. Понимаете, на танцы сходить?

Анна Сидоровна кивала головой:

— Как же… Дело молодое… Известно.

Игнат задумался:

— Народ, понимаешь, либо на реке целыми днями, либо в кедровнике. Я сам только что из тайги… Однако поглядеть надо… Вы тут с маманей посидите, а я мигом.

И он исчез прежде, чем Эдька успел сказать хотя бы слово.

Анна Сидоровна подошла к Катюше:

— Устала небось? А ты иди в горенку-то… Оно с дороги вздохнуть во как надо. Парни-то, они двужильные… Я по Игнашке своему знаю. А девки — иное. Иди-иди…

Катюша, оглядываясь на Эдьку, ушла с ней в соседнюю комнату. Анна Сидоровна вернулась через две минуты, села напротив:

— Ишь как устала… Пускай отдохнет. Невеста или как?

— Да.

— Красивая… И к тебе присохла, видать. Все клонится к плечу-то. Хорошая пара будет. А я вот Игнашку не выдам… И девка есть. Все откладывает. А нам тут что? Последний он у меня. Двое в городу. Пообжились. Раз в пять годов приедут на побывку. Игнашка на службе был, так думала — помру. Тяжко. А женился б, внуки пошли. В избе хоть гомон людской. А то все с карточками разговор вела.