Пауза.
А может, и верно? А? Избенка-то у нас махонькая, и спрятать негде. У людей хоть под полом можно ночь переспать.
Марья (ехидно) . Да? Вот как?! Под полом? Это зимой-то? Эх ты – мужик! Дурак ты, мужик! Девка из лесу придет, намерзла небось как цуцик, а ты ее – в подполье! Вот и всегда вы так, мужики, к нашему женскому сословию относитесь… Нет уж, извиняюсь, не бывать по-твоему! (Ставит на окно лампочку.) Вот! Милости просим!
Михайла (смеется, обнимает жену) . Эх, матка, матка… Хорошая ты у меня, матка…
В окошко стучат.
Марья. Эвона! Уже! Легкая она на помине.
Михайла (заглядывая в окно) . Кто? Что? Иду, иду, сейчас…
Уходит и почти тотчас же возвращается. В избу вваливается запорошенный снегом немецкий офицер, обер-лейтенант. За его спиной – с автоматом у живота – немецкий солдат.
Офицер. Хайль Гитлер! Шприхьт хир йеманд дойтч? Найн? (К Михайле.) Ду! Шприхьст ду дойтч? [4]
Михайла (машет рукой) . Нет, нет, не бормочу я по-вашему. Извиняюсь, ваше благородие.
Офицер (ломаным русским языком) . Э-э-э… кто есть хозяин?
Михайла. Я хозяин.
Офицер. Это есть деревня Ифановка?
Михайла. Так точно, Ивановское село.
Офицер. Где имеет жить староста?
Михайла. Староста… он, ваше благородие, туточки вот, около белой церкви, в большом доме живет.
Офицер (приказывает) . Проводит меня!
Михайла. Проводить? Ну что ж, это можно. Проводим… (Не спеша одевается.)
Офицер. Шнелер! Бистро!
Старик, одеваясь, делает жене какие-то знаки. Та растерялась, не понимает.
Михайла (офицеру) . Пойдем, ваше благородие.
Немцы и Михайла уходят. Старуха испуганно смотрит им вслед. Слышно, как хлопнула калитка.
Марья (лицом к зрителю) . О господи… Владычица… Помяни царя Давида… Спаси и сохрани, царица небесная! (Крестится.)
Легкий стук в окно.
Марья (подбегая к окну) . Что еще? Кто?
Бежит к дверям и сталкивается с Дуней Огарёвой. Девушка в белом овчинном полушубке и в шапке-ушанке.
Дуня (запыхавшись) . Здорово, бабушка!
Марья (машет на нее руками) . Ох, девка, не в добрую ты минуту прилетела!
Дуня. А что?
Марья. Да ведь чуть-чуть ты кошке в лапы не угодила. Немцы у нас были. Только что.
Дуня (свистит) . Фью… Откуда их нелегкая принесла?
Марья. Карательный, говорят, отряд. Вас, одним словом, ловить приехали.
Дуня. Та-а-ак. Ну что ж. Молодцы, ребята! Ловите!.. А дядя Михайла где?
Марья. К старосте его повел. Офицера-то…
Дуня (с досадой) . Н-да. А я думала – завтра. Ну что ж, ладно – и сегодня можно. Поиграем еще в кошки-мышки.
Марья. Это как же, милая, понимать надо?
Дуня. А так, бабушка, понимать, что если от немецкой кошки один только хвост останется – так мы и на хвост наступим. (Смеется, протягивает руку.) Ну, бабуся, прощай, мне здесь делать нечего.
Марья. Опять в лес?
Дуня. Русская земля большая, бабушка. Место для нас найдется.
Марья. Холодно ведь.
Дуня (многозначительно) . Ничего. Не бойся. Холодно не будет. (Подумав.) Н-да. А у меня к тебе, бабушка, просьбица. (Расстегивает полушубок, достает из полевой сумки блокнот и карандаш.) Ты Володю Минаева знаешь? Моей подруги Сони, которую повесили, брата? Я ему записку напишу, – ты снесешь?
Марья. Пиши давай.
Дуня (подходит к столу, пишет) . Если сегодня вечером доставишь – молодец будешь.
Хлопнула калитка. Во дворе, а потом и в сенях – голоса. Старуха испуганно вздрагивает.
Марья. Ой, девка, никак идет кто-то!..
Дуня. Что? Где? (Сунула блокнот в сумку.)
Марья. А ну, прячься.
Обе мечутся по избе.
Марья. А ну… живенько… скорей… лезь на печь. (Подсаживает ее, и Дуня прячется на печь.)
Появляются Михайла, русский староста, тот же немецкий офицер и немецкий солдат. У солдата в руке чемодан.
Староста. А это вот, ваше благородие, самая, так сказать, подходящая фатера для вас лично. Тут у нас, имею честь вам сказать, проживают самые безобидные старики-единоличники. Обстановочка у них, правда, неважная, но зато, так сказать, вполне безопасно. И тепло. (Трогает рукой печку.) Печку топили. Если не побрезгуете, ваше благородие, можете на печечку лечь. (К Михайле.) Клопов нет?
Читать дальше